Мало кто знает, что одна из причин вооруженного восстания «декабристов» – это недовольство потворствующей политикой Александра Первого по отношению к жидам
Розыскание чиновника МВД Владимира Даля об убиении жидами христианских детей и добывании крови из них
Обвинение жидов в мученическом
умерщвлении к Пасхе христианских
младенцев невозможно считать призраком
и суеверием, а должно убедиться, что
обвинение это основательно.
Обвинение жидов в мученическом
умерщвлении к Пасхе христианских
младенцев невозможно считать призраком
и суеверием, а должно убедиться, что
обвинение это основательно.
Владимир Даль
Почему жиды не любят Владимира Даля
Осенью 2001 года исполнилось 200 лет со дня рождения Владимира Ивановича Даля (он родился 10 ноября 1801 в Луганске). Большинство русских людей о нём ничего не знали и не знают. Более-менее грамотная часть, конечно, слышала о «Словаре Даля». Некоторые знают, что Даль был ещё и писателем (писал под псевдонимом – Казак Луганский). Некоторые знают, что он был ещё и военным врачом. По «россиянским», то есть по жидовским СМИ осенью 2001 года обо всём этом немного вспомнили. Трудно было и опасно жидовским СМИ совсем скрыть эту дату. Ведь даже ЮНЕСКО объявило этот год посвященным Далю. Но об очень важном из биографии Даля жидовские СМИ абсолютно умолчали. Не должен русский народ ничего знать про «это».
Жиды всегда не любили Даля. Не любили за то, что отец его, датчанин по национальности, совсем обрусел в России, а у самого Даля кровь, хотя и смешанная (датская, французская, немецкая и славянская), но по духу он был больше русский, чем многие по генам русские. Когда в печати стал обсуждаться нервно вопрос о немцах Прибалтики, немцы Дерпта строго «попросили» Даля определиться: немец он или русский?
Даль ответил: «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни сама кровь предков не делают человека принадлежностью той или другой народности. Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежность его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа – мыслью. Кто на каком языке думает, тот тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски». Не все, конечно, согласятся с таким определением, национальность определяется совокупностью многих признаков, но для человека со смешанной кровью признак, указанный Далем, является основным. «Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежность человека к тому или другому народу». И, конечно, Даль не был против, чтобы было ещё больше признаков национальности, связывающих его с Россией и русским народом. И когда он услышал от любителей древности, что «Дали по происхождению – славянины», он был чрезвычайно рад.
Жидам не нравилось и его отношение к православной религии, По вероисповеданию он формально был лютеранин, ну и оставался бы таковым, хотя, по жидовским понятиям, быть лютеранином – это тоже плохо. И потому, что лютеранство – это тоже «мерзкое христианство», и потому, что Лютер яростно ненавидел жидов. Но Даль имел намерение перейти в православие. «Наше лютеранство, — говорил он, — дальше всех забрело в дичь и глушь». Он полагал, что даже раскольники «несравненно ближе к христианству, чем лютеране». Лютер – «головорез». Лютер говорил: «верь и спасёшься!» Добрых дел, получается, делать не надо. Но добрые дела – это «самое главное». «Россия погибнет, когда исчезнет в ней православие».
На Ваганькином кладбище Даль как-то раз признался Мельникову-Печёрскому, что очень желал бы, чтобы его здесь похоронили.
— Но вас не пустят!
— Пустят. Я умру православным по форме, хотя уже с юности был православным по вероисповеданию.
И незадолго до смерти Даль действительно перешёл официально в православие, стал православным не только по духу, но и по форме .
Есть и еще один важный признак национальности: какой народ больше любишь, какому народу служишь. Так вот Даль, что также весьма раздражало и раздражает жидов, всю свою жизнь любил русский народ и Россию и добросовестно, честно и талантливо служил русскому народу и России. Он был в восхищении от живого русского языка. По этой причине писал и сказки и рассказы. «Не сказки сами по себе были мне важны, а русское слово, которое было у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода – сказки и послужили предлогом…».
«Даль, — писал Мельников-Печерский, — выковывал золото из скрытых рудников народного языка, быта и выставлял его миру напоказ. Золотая руда, добытая Далем, — это его “Толковый словарь живого Великорусского языка”, сборники его пословиц и поговорок». Его «Толковый словарь» – это гигантский труд. Даль составлял его почти 50 лет, до самой своей смерти. Задача стратегов жидофашизма укоротить жизнь русского языка и жизнь русского народа, а Даль своим словарём продлевал жизнь русского языка и тем самым жизнь русского народа. Не любили и не любят жиды Даля и за то, что он упорно употреблял слов «жид» и наполнил свой словарь и свой сборник о пословицах и поговорках русского народа десятками неприятных пословиц и поговорок «про жидов». Не любили и не любят и за то, что в его словаре есть неприятное слово «жид» и вовсе нет слова «еврей», ибо русский народ два тысячелетия слово «еврей» совсем не употреблял.
Но особенно жиды не любили и не любят Даля, а точнее ненавидели и ненавидят Даля за его правдивую книжку о жидовских ритуальных убийствах. Мало кто ещё знает из русских людей, что в 1841 году Владимир Иванович Даль начал работать в МВД России чиновником особых поручений при министре Л.А. Перовском. Рост жидовских ритуальных убийств в западной части России весьма обеспокоил министра МВД графа Перовского и императора Николая 1. Требовалось в этой теме подробно разобраться. Вот тогда министр Перовский, зная добросовестность и честность Даля (они раньше вместе работали в Оренбурге), и поручил ему исследовать эту тему и написать подробный отчёт для МВД и императора. Даль получил доступ ко всем архивам МВД о ритуальных убийствах и успел познакомиться со многими важными секретными документами, которых уже ныне нет. В 1862 г. большой пожар уничтожил много ценных бумаг МВД.
В 1844 по приказу министра МВД графа Перовского и была напечатана книга Даля «Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их». Уже само название книги раздражало и раздражает жидов. И тем более раздражало и раздражает содержание книги и выводы Даля. По понятиям жидов, такие книги нельзя писать и печатать в «просвещенном обществе».
«У всех народов, где только проживают евреи, – так начинает свою книгу Даль, -существует с незапамятных времён поверье или предание, что жиды умерщвляют мученически христианских младенцев, нуждаясь для каких-то таинственных обрядов в невинной христианской крови… И не один только глас народа обвиняет евреев в таком ужасном деле. Они многократно обвинялись в том и перед судом. Большой частью собственного их признания не было, несмотря ни на какие улики. Но были и такие примеры, где жиды были изобличены и сами сознались».
Много написано в оправдание жидов, но вот что интересно. «Всё ещё остаётся одно обстоятельство, на которое никогда не было обращено надлежащего внимания и которое не только остаётся не разъяснённым, но даже почти получает качество и степень улики, а именно: не подлежит никакому сомнению, что от времени до времени находимы были трупы без вести пропавших младенцев в таком искаженном виде и с такими признаками наружных насилий, кои вполне согласуются с образом мученической смерти и того рода убийства, коем обвиняются евреи. Во-вторых, происшествия эти были исключительно в таких только местах, где живут евреи». Убийства христианских детей были обдуманные и продолжительные. «Всё тело истыкано или исколото, иногда вырезаны клочки кожи, язык и детородные части отрезаны или сделано у мальчиков еврейское обрезание; иногда некоторые члены отрезаны или ладони проколоты насквозь; нередко знаки и синяки от тугих перевязок, наложенных и опять снятых; вся кожа в ссадинах, будто обожжена или сильно тёрта; наконец, труп даже обмыт, на нём нет крови, равно как и на белье, и на платье, которое было снято на время убийства, а потом опять надето». На простого убийцу или полового маньяка-садиста здесь не свалишь. И действительно, почему убийства такого рода имеют место лишь там, где живут евреи? И почему замученные младенцы всегда христианские, а не еврейские?
«Слабое, неудовлетворительное розыскание следователей, разные ухищрения и уловки жидов, наглое и упорное запирательство их, нередко подкуп, уверенность большей части образованных людей, что обвинение это есть гнусная клевета и, наконец, человеколюбие уголовных законов наших не только спасали евреев доселе каждый раз от заслуженной казни, но они происками своими и клятвенными уверениями в невинности и в совершенной несправедливости возводимой на них клеветы, всегда почти успевали обвинять уличителей своих, кои были наказываемы за них, и успели исходатайствовать в 1817 году Высочайшее повеление (от 28 февраля, объявленное 6 марта), коим запрещено было даже подозревать жидов в подобном преступлении, а мнение, будто жиды нуждаются в крови христианской, названо предрассудком. Между тем, рассмотрение некоторых мест тайного учения талмудистов обнаруживает сбыточность сего изуверства, а беспристрастный взгляд на самые делопроизводства, бывшие в подобных случаях, убеждают, несомненно, в истине действительности». То есть Даль в должности высокого чиновника МВД позволяет себе открыто не соглашаться с указом Александра 1. Жидовские изуверства – это не клевета и вымысел, это правда, и защищать виновных жидов в просвещённой христианской стране не должно.
Даль, конечно, основательно изучал и доступные ему книги по жидовской стратегии и сделал правильный вывод, что жидовские изуверства находятся в полном согласии с библейским и талмудическим законодательством о крови. Подтверждают реальность жидовских ритуальных убийств и признания бывших раввинов, которые отказались от жидовской веры и добровольно перешли в христианство. Опирается Даль в своём исследовании и на сочинения многих зарубежных авторов. Он приводит список более 30 сочинений, написанных к тому времени западными исследователями о жидовских ритуальных убийствах. Из этих сочинений Даль приводит около 130 примеров ритуальных убийств христианских детей, организованных жидовскими изуверами в Западной Европе. Но более подробно Даль останавливается на фактах, которые он сам добыл в архивах МВД и других правительственных учреждений.
Жиды всегда не любили Даля. Не любили за то, что отец его, датчанин по национальности, совсем обрусел в России, а у самого Даля кровь, хотя и смешанная (датская, французская, немецкая и славянская), но по духу он был больше русский, чем многие по генам русские. Когда в печати стал обсуждаться нервно вопрос о немцах Прибалтики, немцы Дерпта строго «попросили» Даля определиться: немец он или русский?
Даль ответил: «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни сама кровь предков не делают человека принадлежностью той или другой народности. Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежность его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа – мыслью. Кто на каком языке думает, тот тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски». Не все, конечно, согласятся с таким определением, национальность определяется совокупностью многих признаков, но для человека со смешанной кровью признак, указанный Далем, является основным. «Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежность человека к тому или другому народу». И, конечно, Даль не был против, чтобы было ещё больше признаков национальности, связывающих его с Россией и русским народом. И когда он услышал от любителей древности, что «Дали по происхождению – славянины», он был чрезвычайно рад.
Жидам не нравилось и его отношение к православной религии, По вероисповеданию он формально был лютеранин, ну и оставался бы таковым, хотя, по жидовским понятиям, быть лютеранином – это тоже плохо. И потому, что лютеранство – это тоже «мерзкое христианство», и потому, что Лютер яростно ненавидел жидов. Но Даль имел намерение перейти в православие. «Наше лютеранство, — говорил он, — дальше всех забрело в дичь и глушь». Он полагал, что даже раскольники «несравненно ближе к христианству, чем лютеране». Лютер – «головорез». Лютер говорил: «верь и спасёшься!» Добрых дел, получается, делать не надо. Но добрые дела – это «самое главное». «Россия погибнет, когда исчезнет в ней православие».
На Ваганькином кладбище Даль как-то раз признался Мельникову-Печёрскому, что очень желал бы, чтобы его здесь похоронили.
— Но вас не пустят!
— Пустят. Я умру православным по форме, хотя уже с юности был православным по вероисповеданию.
И незадолго до смерти Даль действительно перешёл официально в православие, стал православным не только по духу, но и по форме .
Есть и еще один важный признак национальности: какой народ больше любишь, какому народу служишь. Так вот Даль, что также весьма раздражало и раздражает жидов, всю свою жизнь любил русский народ и Россию и добросовестно, честно и талантливо служил русскому народу и России. Он был в восхищении от живого русского языка. По этой причине писал и сказки и рассказы. «Не сказки сами по себе были мне важны, а русское слово, которое было у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода – сказки и послужили предлогом…».
«Даль, — писал Мельников-Печерский, — выковывал золото из скрытых рудников народного языка, быта и выставлял его миру напоказ. Золотая руда, добытая Далем, — это его “Толковый словарь живого Великорусского языка”, сборники его пословиц и поговорок». Его «Толковый словарь» – это гигантский труд. Даль составлял его почти 50 лет, до самой своей смерти. Задача стратегов жидофашизма укоротить жизнь русского языка и жизнь русского народа, а Даль своим словарём продлевал жизнь русского языка и тем самым жизнь русского народа. Не любили и не любят жиды Даля и за то, что он упорно употреблял слов «жид» и наполнил свой словарь и свой сборник о пословицах и поговорках русского народа десятками неприятных пословиц и поговорок «про жидов». Не любили и не любят и за то, что в его словаре есть неприятное слово «жид» и вовсе нет слова «еврей», ибо русский народ два тысячелетия слово «еврей» совсем не употреблял.
Но особенно жиды не любили и не любят Даля, а точнее ненавидели и ненавидят Даля за его правдивую книжку о жидовских ритуальных убийствах. Мало кто ещё знает из русских людей, что в 1841 году Владимир Иванович Даль начал работать в МВД России чиновником особых поручений при министре Л.А. Перовском. Рост жидовских ритуальных убийств в западной части России весьма обеспокоил министра МВД графа Перовского и императора Николая 1. Требовалось в этой теме подробно разобраться. Вот тогда министр Перовский, зная добросовестность и честность Даля (они раньше вместе работали в Оренбурге), и поручил ему исследовать эту тему и написать подробный отчёт для МВД и императора. Даль получил доступ ко всем архивам МВД о ритуальных убийствах и успел познакомиться со многими важными секретными документами, которых уже ныне нет. В 1862 г. большой пожар уничтожил много ценных бумаг МВД.
В 1844 по приказу министра МВД графа Перовского и была напечатана книга Даля «Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их». Уже само название книги раздражало и раздражает жидов. И тем более раздражало и раздражает содержание книги и выводы Даля. По понятиям жидов, такие книги нельзя писать и печатать в «просвещенном обществе».
«У всех народов, где только проживают евреи, – так начинает свою книгу Даль, -существует с незапамятных времён поверье или предание, что жиды умерщвляют мученически христианских младенцев, нуждаясь для каких-то таинственных обрядов в невинной христианской крови… И не один только глас народа обвиняет евреев в таком ужасном деле. Они многократно обвинялись в том и перед судом. Большой частью собственного их признания не было, несмотря ни на какие улики. Но были и такие примеры, где жиды были изобличены и сами сознались».
Много написано в оправдание жидов, но вот что интересно. «Всё ещё остаётся одно обстоятельство, на которое никогда не было обращено надлежащего внимания и которое не только остаётся не разъяснённым, но даже почти получает качество и степень улики, а именно: не подлежит никакому сомнению, что от времени до времени находимы были трупы без вести пропавших младенцев в таком искаженном виде и с такими признаками наружных насилий, кои вполне согласуются с образом мученической смерти и того рода убийства, коем обвиняются евреи. Во-вторых, происшествия эти были исключительно в таких только местах, где живут евреи». Убийства христианских детей были обдуманные и продолжительные. «Всё тело истыкано или исколото, иногда вырезаны клочки кожи, язык и детородные части отрезаны или сделано у мальчиков еврейское обрезание; иногда некоторые члены отрезаны или ладони проколоты насквозь; нередко знаки и синяки от тугих перевязок, наложенных и опять снятых; вся кожа в ссадинах, будто обожжена или сильно тёрта; наконец, труп даже обмыт, на нём нет крови, равно как и на белье, и на платье, которое было снято на время убийства, а потом опять надето». На простого убийцу или полового маньяка-садиста здесь не свалишь. И действительно, почему убийства такого рода имеют место лишь там, где живут евреи? И почему замученные младенцы всегда христианские, а не еврейские?
«Слабое, неудовлетворительное розыскание следователей, разные ухищрения и уловки жидов, наглое и упорное запирательство их, нередко подкуп, уверенность большей части образованных людей, что обвинение это есть гнусная клевета и, наконец, человеколюбие уголовных законов наших не только спасали евреев доселе каждый раз от заслуженной казни, но они происками своими и клятвенными уверениями в невинности и в совершенной несправедливости возводимой на них клеветы, всегда почти успевали обвинять уличителей своих, кои были наказываемы за них, и успели исходатайствовать в 1817 году Высочайшее повеление (от 28 февраля, объявленное 6 марта), коим запрещено было даже подозревать жидов в подобном преступлении, а мнение, будто жиды нуждаются в крови христианской, названо предрассудком. Между тем, рассмотрение некоторых мест тайного учения талмудистов обнаруживает сбыточность сего изуверства, а беспристрастный взгляд на самые делопроизводства, бывшие в подобных случаях, убеждают, несомненно, в истине действительности». То есть Даль в должности высокого чиновника МВД позволяет себе открыто не соглашаться с указом Александра 1. Жидовские изуверства – это не клевета и вымысел, это правда, и защищать виновных жидов в просвещённой христианской стране не должно.
Даль, конечно, основательно изучал и доступные ему книги по жидовской стратегии и сделал правильный вывод, что жидовские изуверства находятся в полном согласии с библейским и талмудическим законодательством о крови. Подтверждают реальность жидовских ритуальных убийств и признания бывших раввинов, которые отказались от жидовской веры и добровольно перешли в христианство. Опирается Даль в своём исследовании и на сочинения многих зарубежных авторов. Он приводит список более 30 сочинений, написанных к тому времени западными исследователями о жидовских ритуальных убийствах. Из этих сочинений Даль приводит около 130 примеров ритуальных убийств христианских детей, организованных жидовскими изуверами в Западной Европе. Но более подробно Даль останавливается на фактах, которые он сам добыл в архивах МВД и других правительственных учреждений.
Гродненское дело
В 1816 г., около Пасхи в городе Гродно был найден труп шестилетней христианской девочки Адамовичевой. Тело её было исколото, одна рука вырезана до локтевого сустава. Началось расследование. Никто не сомневался среди местных жителей, что девочку замучили жиды. И чем дальше продвигалось следствие, тем больше было оснований для такого вывода.
Опасаясь, что местные власти, которых не удалось подкупить, накопают столько улик, что виновным жидам не отвертеться от каторги, Центральный Кагал, управляющий всеми жидами России, начал контрнаступление. Действовал Кагал по проверенной во многих странах в течение столетий методе. Жиды решили прервать местное расследование указом императора, сознание которого предполагалось изменить умелым внушением. Жиды собрали крупную сумму денег для подкупа высших сановников и отправили своих депутатов в Санкт-Петербург. В своём прошении жиды не отрицали факт убийства христианской девочки и «странные» раны на её теле. Но жиды обвинили во всём поляков, которые якобы за верность жидов императору России сами искололи бедную девочку и свалили на жидов. Понятно, что никаких улик против поляков у жидов не было, но жиды знали, что Александр Первый очень не любил поляков. И потому, что они – «вечный враг» России. И потому, что в Великой Европейской войне поляки участвовали на стороне Наполеона, который соблазнил их обещанием создать независимую Польшу и вернуть ей все те русские земли, которые поляки когда-то завоевали, и которые потом русские у них снова отобрали. И потому ещё Александр Первом не любил поляков, что они прямо-таки рвались отделиться от России, в то время как более хитроумные жиды всячески лебезили перед ним и клялись в вечной верности.
Жиды напомнили Александру Первому и о том, что «просвещенные» римские папы уже принимали буллы, а «просвещённые» короли многих христианских государств Европы уже принимали давно и не один раз указы о «запрещении даже подозревать евреев в убиении христианских детей и добывании из них крови». И жиды просили слёзно императора России тоже раз и навсегда покончить в его империи с дикими «предрассудками средневековья», раз и навсегда пресечь все попытки возбуждать расследования по обвинению «бедных евреев» в ритуальных убийствах. «В 19-ом веке ритуальных убийств не бывает!» – уверяли императора жиды. Жиды знали ещё одно слабое место Александра Первый Ещё совсем недавно закончилась Великая Европейская война с Наполеоном. Создан Священный Союз христианских монархов Европы. Александр Первый как главный победитель Наполеона мечтает играть в этом союзе главную роль. Так и должно быть, соглашались жиды, но намекали, что Александр Первый не должен выглядеть «в глазах просвещённой Европы» менее «просвещённым», чем другие европейские монархи. И жиды очень надеялись на продолжение либеральной политики по отношению к «бедным евреям», которую начал проводить Александр Первый с самого начала своего правления.
Подробности жидообработки членов «Еврейского Комитета», высших сановников России и самого императора до сих пор нигде не опубликованы, но результат жидовских потуг известен. Не было никакого серьёзного расследования силами Центральной власти жидовского преступления в Гродно. Не было никакого научного изучения «догмата крови» у жидов. Просто на основе жидовского внушения непосредственно через прошение и через подкупленных и либеральных, «просвещённых жидами» сановников, 28 февраля 1817 года Александр Первый подписал Указ «по поводу наветов на евреев на присоединённых территориях». А 6-го марта 1817 года Главноуправляющий духовными делами иностранных исповеданий князь Голицын объявил начальникам губерний ВЫСОЧАЙШЕЕ ПОВЕЛЕНИЕ по поводу «наветов на евреев». Александр Первый обязывал начальников губерний вести следственные дела так, «чтобы евреи не были обвиняемы в умерщвлении христианских детей по одному предрассудку, будто они имеют нужду в христианской крови, а если бы где случилось смертоубийство и подозрение пало на евреев, то расследование должно вести без предубеждения, что они сделали сиё для получения христианской крови». Следствие должно быть произведено на «законном основании» .
Указ этот, конечно же, не запрещал дотошного рассмотрения уголовных дел, в которых замешаны жиды. Указ требовал от следователей лишь беспристрастия и объективности, и это справедливо. Но в указе всё же таилось недоверие к убийствам с целью добывания христианской крови. Само подозрение, что имеет место такое убийство, именовалось «предубеждением». Отработка следователями версии о жидовском ритуальном убийстве не поощрялась, а фактически запрещалась самим императором России. Указ этот, естественно, многие чиновники в Петербурге и на местах стали воспринимать именно в жидовском толковании, и на практике по доносам жидов о невыполнении этого указа в жидовском толковании, и некоторые добросовестные следователи и губернаторы, желающие объективно разобраться в деле, получали строгое замечание из Петербурга. А это привело к тому, что делами о пропаже русских детей, даже перед жидовской Пасхой, и даже после того, как находили исколотые и обескровленные трупы детей, местные власти не очень-то и занимались. Дела такого рода отправляли, как тогда говорили, «на суд божий». В полной безопасности себя чувствовали и полицейские, и следователи, подкупленные жидами.
Этот указ Александра Первого – указ антирусский, антихристианский и прожидовский. Этот указ – ещё одно позорное пятно на личности этого императора. Ведь жертвами кровавых жертвоприношений были не жидовские дети, а дети простых русских людей. Русский народ, который под командованием Кутузова освободил Россию, сокрушил Наполеона, сделал великое историческое дело, закрыв развитие человечества в Евразии и Африке по «французскому варианту», фактические ничего не получил о своего императора. Не ликвидировано было даже крепостное право. Не изгнаны были, как и при Екатерине Второй, с возвращённых к России земель жиды-оккупанты. Более того, Александр Первый предоставлял этим жидам-оккупантам всё новые и новые возможности для усиления экспансии внутри России и вширь, и вверх – во власть. Мало кто знает, что одна из причин вооруженного восстания «декабристов» – это недовольство потворствующей политикой Александра Первого по отношению к жидам.
И вот теперь самые жуткие, самые кровавые жиды-изуверы в России оказались фактически под «императорской крышей». Жиды закалывали русских детей своему жидовскому Богу, выдавливали кровь из русских детей в горшки и тазы, а русским людям император запрещает даже подозревать жидов в этих дьявольских делах.
После жидовских доносов в Петербург на основании Указа от 6-го марта 1817 года начальству Гродненской губернии, которое расследовало убийство шестилетней христианской девочки в Гродно, естественно, было сделано «высочайшее замечание» и дело было прекращено. Через 10 лет по настоянию губернского прокурора, который нашёл «неправильности и неполноту в первоначальном следствии», дело было всё же снова возбуждено. Но Государственный Совет признал после доносов жидов, что такого рода расследования запрещены ВЫСОЧАЙШИМ ПОВЕЛЕНИЕМ и положил это дело навсегда предать забвению. Жиды ликовали.
Велижское дело
Опасаясь, что местные власти, которых не удалось подкупить, накопают столько улик, что виновным жидам не отвертеться от каторги, Центральный Кагал, управляющий всеми жидами России, начал контрнаступление. Действовал Кагал по проверенной во многих странах в течение столетий методе. Жиды решили прервать местное расследование указом императора, сознание которого предполагалось изменить умелым внушением. Жиды собрали крупную сумму денег для подкупа высших сановников и отправили своих депутатов в Санкт-Петербург. В своём прошении жиды не отрицали факт убийства христианской девочки и «странные» раны на её теле. Но жиды обвинили во всём поляков, которые якобы за верность жидов императору России сами искололи бедную девочку и свалили на жидов. Понятно, что никаких улик против поляков у жидов не было, но жиды знали, что Александр Первый очень не любил поляков. И потому, что они – «вечный враг» России. И потому, что в Великой Европейской войне поляки участвовали на стороне Наполеона, который соблазнил их обещанием создать независимую Польшу и вернуть ей все те русские земли, которые поляки когда-то завоевали, и которые потом русские у них снова отобрали. И потому ещё Александр Первом не любил поляков, что они прямо-таки рвались отделиться от России, в то время как более хитроумные жиды всячески лебезили перед ним и клялись в вечной верности.
Жиды напомнили Александру Первому и о том, что «просвещенные» римские папы уже принимали буллы, а «просвещённые» короли многих христианских государств Европы уже принимали давно и не один раз указы о «запрещении даже подозревать евреев в убиении христианских детей и добывании из них крови». И жиды просили слёзно императора России тоже раз и навсегда покончить в его империи с дикими «предрассудками средневековья», раз и навсегда пресечь все попытки возбуждать расследования по обвинению «бедных евреев» в ритуальных убийствах. «В 19-ом веке ритуальных убийств не бывает!» – уверяли императора жиды. Жиды знали ещё одно слабое место Александра Первый Ещё совсем недавно закончилась Великая Европейская война с Наполеоном. Создан Священный Союз христианских монархов Европы. Александр Первый как главный победитель Наполеона мечтает играть в этом союзе главную роль. Так и должно быть, соглашались жиды, но намекали, что Александр Первый не должен выглядеть «в глазах просвещённой Европы» менее «просвещённым», чем другие европейские монархи. И жиды очень надеялись на продолжение либеральной политики по отношению к «бедным евреям», которую начал проводить Александр Первый с самого начала своего правления.
Подробности жидообработки членов «Еврейского Комитета», высших сановников России и самого императора до сих пор нигде не опубликованы, но результат жидовских потуг известен. Не было никакого серьёзного расследования силами Центральной власти жидовского преступления в Гродно. Не было никакого научного изучения «догмата крови» у жидов. Просто на основе жидовского внушения непосредственно через прошение и через подкупленных и либеральных, «просвещённых жидами» сановников, 28 февраля 1817 года Александр Первый подписал Указ «по поводу наветов на евреев на присоединённых территориях». А 6-го марта 1817 года Главноуправляющий духовными делами иностранных исповеданий князь Голицын объявил начальникам губерний ВЫСОЧАЙШЕЕ ПОВЕЛЕНИЕ по поводу «наветов на евреев». Александр Первый обязывал начальников губерний вести следственные дела так, «чтобы евреи не были обвиняемы в умерщвлении христианских детей по одному предрассудку, будто они имеют нужду в христианской крови, а если бы где случилось смертоубийство и подозрение пало на евреев, то расследование должно вести без предубеждения, что они сделали сиё для получения христианской крови». Следствие должно быть произведено на «законном основании» .
Указ этот, конечно же, не запрещал дотошного рассмотрения уголовных дел, в которых замешаны жиды. Указ требовал от следователей лишь беспристрастия и объективности, и это справедливо. Но в указе всё же таилось недоверие к убийствам с целью добывания христианской крови. Само подозрение, что имеет место такое убийство, именовалось «предубеждением». Отработка следователями версии о жидовском ритуальном убийстве не поощрялась, а фактически запрещалась самим императором России. Указ этот, естественно, многие чиновники в Петербурге и на местах стали воспринимать именно в жидовском толковании, и на практике по доносам жидов о невыполнении этого указа в жидовском толковании, и некоторые добросовестные следователи и губернаторы, желающие объективно разобраться в деле, получали строгое замечание из Петербурга. А это привело к тому, что делами о пропаже русских детей, даже перед жидовской Пасхой, и даже после того, как находили исколотые и обескровленные трупы детей, местные власти не очень-то и занимались. Дела такого рода отправляли, как тогда говорили, «на суд божий». В полной безопасности себя чувствовали и полицейские, и следователи, подкупленные жидами.
Этот указ Александра Первого – указ антирусский, антихристианский и прожидовский. Этот указ – ещё одно позорное пятно на личности этого императора. Ведь жертвами кровавых жертвоприношений были не жидовские дети, а дети простых русских людей. Русский народ, который под командованием Кутузова освободил Россию, сокрушил Наполеона, сделал великое историческое дело, закрыв развитие человечества в Евразии и Африке по «французскому варианту», фактические ничего не получил о своего императора. Не ликвидировано было даже крепостное право. Не изгнаны были, как и при Екатерине Второй, с возвращённых к России земель жиды-оккупанты. Более того, Александр Первый предоставлял этим жидам-оккупантам всё новые и новые возможности для усиления экспансии внутри России и вширь, и вверх – во власть. Мало кто знает, что одна из причин вооруженного восстания «декабристов» – это недовольство потворствующей политикой Александра Первого по отношению к жидам.
И вот теперь самые жуткие, самые кровавые жиды-изуверы в России оказались фактически под «императорской крышей». Жиды закалывали русских детей своему жидовскому Богу, выдавливали кровь из русских детей в горшки и тазы, а русским людям император запрещает даже подозревать жидов в этих дьявольских делах.
После жидовских доносов в Петербург на основании Указа от 6-го марта 1817 года начальству Гродненской губернии, которое расследовало убийство шестилетней христианской девочки в Гродно, естественно, было сделано «высочайшее замечание» и дело было прекращено. Через 10 лет по настоянию губернского прокурора, который нашёл «неправильности и неполноту в первоначальном следствии», дело было всё же снова возбуждено. Но Государственный Совет признал после доносов жидов, что такого рода расследования запрещены ВЫСОЧАЙШИМ ПОВЕЛЕНИЕМ и положил это дело навсегда предать забвению. Жиды ликовали.
Велижское дело
Особое внимание Даль уделил в своём исследовании разбору Велижского дела. Дело это, начато в 1823, закончено было в 1835. Дело это для Даля было ещё «свежее». И в отличие от других дел о жидовских ритуальных убийствах это было первое дело в России, по которому имелось огромное количество документов, и Даль как чиновник МВД высокого ранга имел неограниченный доступ к ним. И Велижское дело лишний раз убедило Даля в том, что обвинение жидов в ритуальных убийствах христиан — «не есть клевета и вымысел».
Излагать события я часто буду словами самого Даля. Ведь Даль был не только чиновником МВД высокого ранга, но и неплохим врачом, и неплохим писателем. И он вполне профессионально описал Велижское дело, уделив ему почти половину своей книги (В. Даль. Записка о ритуальных убийствах. СПб.,1913. С. 72 – 127).
Излагать события я часто буду словами самого Даля. Ведь Даль был не только чиновником МВД высокого ранга, но и неплохим врачом, и неплохим писателем. И он вполне профессионально описал Велижское дело, уделив ему почти половину своей книги (В. Даль. Записка о ритуальных убийствах. СПб.,1913. С. 72 – 127).
Итак, перехожу к этому жуткому делу. 22 апреля 1823 года, в воскресенье, днём, христианский мальчик Федя, отроду ему было тогда всего три с половиной года, сын рядового инвалидной команды Емельяна Иванова, вышел из дома и пропал. На третий день, 24 апреля, начальник инвалидной команды, подпоручик Степанов объявил об исчезновении мальчика в городскую полицию. Полиция поискала немного и ничего не нашла. А на Фоминой неделе, в среду, 2-го мая, мещанский сын Коханский отправился в поле за лошадью и на болоте, заросшем кустарником, не далее версты от Велижа, набрёл на труп пропавшего мальчика, который лежал под кустом.
«Труп мальчика был найден в таком виде, — писал Даль, — что никто из жителей не мог сомневаться в истине, что мальчик был замучен жидами». Велижский штаб-лекарь отметил, что во многих местах тела мальчика: на ногах, руках, животе и голове – от крепкого трения сукном, или щёткой, или ещё чем-то кожа сгорела, стала жёлтой и красной и даже затвердела. Натирали тело, вероятно, для того, чтобы «привести кровь в лучшую циркуляцию». На правой и левой руке, на правой ноге сзади выше колена, на спине и на голове – 14 маленьких круглых ранок, как будто в мальчика выстрелили из ружья дробью. Но ни одной дробинки в теле не обнаружено. «Тело продырявлено каким-то тупым орудием, например, гвоздём, острый кончик которого нарочно отломлен». И это продырявливание тела мальчика сделано «для добывания закожной крови». На обеих ногах, от колена вниз, — кожа синего и чёрного цвета, что говорит ясно о том, что раньше ноги мальчика были сильно связаны, чтобы «выжать кровь в верхнюю часть тела». Губы крепко придавлены к зубам, а нос придавлен ко рту, на затылке у шеи – тёмно-багровое, кровью натёкшее место, что доказывает, что рот мальчика был сильно завязан, чтобы не было слышно его крика, а знак на затылке остался от узла. Ногти на руках и ногах обстрижены, вплоть до мякоти. Штаб-лекарь также установил, что мальчику было сделано «жидовское обрезание» – отрезание части кожи от полового органа. Неоспоримо доказано, что злодеяние было сделано на голом ребёнке. На одежде его не было ни капли крови. Прежде чем выбросить на болото, как падаль, труп мальчика хорошо отмыли, а потом одели и обули.
Около места, где лежал труп, были хорошо видны следы кованых колёс повозки или брички.
Жуткому убийству этому предшествовали таинственные предсказания. Солдатка Марья Терентьева ещё до того, как был обнаружен труп, ворожила и объявила матери ребёнка, что сын её жив, сидит в погребе у жидов Берлиных и ночью будет замучен. Известна хорошо была жителям Велижа и 12-летняя больная, припадочная, девочка-сирота, местная побирушка Аня Еремеева. Как-то после одного из припадков её нашли без признаков жизни и чуть не похоронили. А когда пришла в сознание, рассказала, что когда она «лежала в смерти», её посетил ангел. После этого случая она и стала предсказывать и, как уверяли многие жители Велижа, очень точно. На предсказаниях она даже стала подрабатывать. Так вот и эта Аня Еремеева предсказала матери пропавшего ребёнка, что мальчик ещё жив, находится в большом угловом каменном доме у рынка – в доме Мирки Аронсон и её зятя Шмерки Берлина. В этом доме мальчик, вероятно, и будет скоро замучен, если его не спасут.
Главным в этом доме на Петербургской улице был Шмерка Берлин, «купец весьма зажиточный, почётный между местными евреями и жил хорошо. Тёща его, Мирка тоже слыла богатою, и дом этот составлял большое зажиточное семейство. Берлины владели даже населённым имением Красным и крепостными (русскими) людьми, купленными на имя уездного казначея Сушки. Ближайшие родственники Берлиных были Аронсоны и Цетлины, но в родстве с ними были и ещё множество других семей в Велиже, Витебске и других соседних города». На праздники в этом доме собирались за столом более сорока жидов.
В этом доме сделали обыск, попросили показать погреб. Шмерка Берлин заявил, что у него в доме погреба нет. Стали искать – нашли два погреба, но мальчика в них не было. Да и как могли найти? Осмотр делали туповатый квартальный надзиратель и жид-ратман (ратман – это член органа местного самоуправления). Так вот, этот ратман был не только жид, но и родственник Берлиных. И как позднее выяснилось, Шмерка Берлин был заблаговременно предупреждён об обыске, и мальчика перепрятали в другое место.
«Труп мальчика был найден в таком виде, — писал Даль, — что никто из жителей не мог сомневаться в истине, что мальчик был замучен жидами». Велижский штаб-лекарь отметил, что во многих местах тела мальчика: на ногах, руках, животе и голове – от крепкого трения сукном, или щёткой, или ещё чем-то кожа сгорела, стала жёлтой и красной и даже затвердела. Натирали тело, вероятно, для того, чтобы «привести кровь в лучшую циркуляцию». На правой и левой руке, на правой ноге сзади выше колена, на спине и на голове – 14 маленьких круглых ранок, как будто в мальчика выстрелили из ружья дробью. Но ни одной дробинки в теле не обнаружено. «Тело продырявлено каким-то тупым орудием, например, гвоздём, острый кончик которого нарочно отломлен». И это продырявливание тела мальчика сделано «для добывания закожной крови». На обеих ногах, от колена вниз, — кожа синего и чёрного цвета, что говорит ясно о том, что раньше ноги мальчика были сильно связаны, чтобы «выжать кровь в верхнюю часть тела». Губы крепко придавлены к зубам, а нос придавлен ко рту, на затылке у шеи – тёмно-багровое, кровью натёкшее место, что доказывает, что рот мальчика был сильно завязан, чтобы не было слышно его крика, а знак на затылке остался от узла. Ногти на руках и ногах обстрижены, вплоть до мякоти. Штаб-лекарь также установил, что мальчику было сделано «жидовское обрезание» – отрезание части кожи от полового органа. Неоспоримо доказано, что злодеяние было сделано на голом ребёнке. На одежде его не было ни капли крови. Прежде чем выбросить на болото, как падаль, труп мальчика хорошо отмыли, а потом одели и обули.
Около места, где лежал труп, были хорошо видны следы кованых колёс повозки или брички.
Жуткому убийству этому предшествовали таинственные предсказания. Солдатка Марья Терентьева ещё до того, как был обнаружен труп, ворожила и объявила матери ребёнка, что сын её жив, сидит в погребе у жидов Берлиных и ночью будет замучен. Известна хорошо была жителям Велижа и 12-летняя больная, припадочная, девочка-сирота, местная побирушка Аня Еремеева. Как-то после одного из припадков её нашли без признаков жизни и чуть не похоронили. А когда пришла в сознание, рассказала, что когда она «лежала в смерти», её посетил ангел. После этого случая она и стала предсказывать и, как уверяли многие жители Велижа, очень точно. На предсказаниях она даже стала подрабатывать. Так вот и эта Аня Еремеева предсказала матери пропавшего ребёнка, что мальчик ещё жив, находится в большом угловом каменном доме у рынка – в доме Мирки Аронсон и её зятя Шмерки Берлина. В этом доме мальчик, вероятно, и будет скоро замучен, если его не спасут.
Главным в этом доме на Петербургской улице был Шмерка Берлин, «купец весьма зажиточный, почётный между местными евреями и жил хорошо. Тёща его, Мирка тоже слыла богатою, и дом этот составлял большое зажиточное семейство. Берлины владели даже населённым имением Красным и крепостными (русскими) людьми, купленными на имя уездного казначея Сушки. Ближайшие родственники Берлиных были Аронсоны и Цетлины, но в родстве с ними были и ещё множество других семей в Велиже, Витебске и других соседних города». На праздники в этом доме собирались за столом более сорока жидов.
В этом доме сделали обыск, попросили показать погреб. Шмерка Берлин заявил, что у него в доме погреба нет. Стали искать – нашли два погреба, но мальчика в них не было. Да и как могли найти? Осмотр делали туповатый квартальный надзиратель и жид-ратман (ратман – это член органа местного самоуправления). Так вот, этот ратман был не только жид, но и родственник Берлиных. И как позднее выяснилось, Шмерка Берлин был заблаговременно предупреждён об обыске, и мальчика перепрятали в другое место.
Когда на болоте нашли труп мальчика, началось следствие. «Семь женщин показали под присягой, что рано утром в тот день, когда был найден труп, они видели парную жидовскую бричку, проскакавшую во всю прыть по той дороге, около которой на болоте найден труп, и возвратившуюся вскоре опять в город. А одна свидетельница утверждала положительно, что в бричке сидел Иосель, приказчик Берлина, с другим жидом». В ответ, естественно, Шмерка Берлин и его приказчик, а также их кучер стали кричать, что они никуда не ездили и что у них нет никакой кованой брички. Но из допроса свидетелей выяснилось, что Иосель после возвращения из леса приезжал к Берлину именно в кованой бричке, которую и обнаружили у Берлина во дворе.
«Но два ратмана, оба евреи, в том числе сам Цетлин, стараясь отвести подозрение (от жидовской брички, которую видели семь женщин), с огромной толпою жидов ворвались во двор, где остановился приезжий ксендз, стали обмерять ширину хода колёс и утверждали, что это ксендз переехал мальчика. А цирюльник Орлик и другие жиды распространили слух, что ребёнка точно переехали или застрелили невзначай из ружья дробью, отчего и раночки по всему телу, а потом бросили, чтобы навести подозрение на жидов».
«Более следователи ничего не открыли и не обратили внимания на обстоятельство, чрезвычайно важное, на предсказания двух женщин, Терентьевой и Еремеевой, о том, что мальчик у евреев, и именно в доме Шмерки Берлина, и что он скоро погибнет. Одна из них, Тереньева, жила в Велиже, другая, Еремеева, в Сентюрах, в двенадцати верстах от города. Это таинственное предсказание должно было бы дать ключ для всех разысканий, потому что оно явно и, несомненно, доказывало прикосновенность этих двух женщин к самому происшествию».
15 декабря 1823 года полиция послала в городской магистрат материалы о привлечении к суду купца Шмерки Берлина, сына его Гирши, велижской мещанки Ханки Цетлин и проезжающего через город Велиж и остановившегося в доме Шмерки Берлина полоцкого мещанина Иоселя Гликмана.
«Дело передали в Велижский уездный суд, — писал Даль, — который 16 июня 1824 года постановил: по недостатку улик евреев освободить от обвинения в убийстве мальчика; но Ханку Цетлин и Иоселя Гликмана оставить в подозрении, а Шмерку Берлина с товарищами обвинить в распространении ложных слухов о смерти мальчика, который, вероятно, погублен евреями». Витебский главный суд 22 ноября 1824 года посчитал это решение в целом правильным, но добавил однако же, что «так как ребёнок явно умерщвлён умышленно, то надо стараться раскрыть виновных». Но как стараться раскрыть виновных, когда дело фактически закрыли? «Губернатор утвердил такое решение, и дело было закончено». То есть власти в очередной раз оказались беспомощны перед жидами. И во всей губернии не нашлось ни одного русского мужика, который бы не побоялся пустить красного петуха на дом Шмерки Берлина, на дом Цетлиных и на жидовскую молельню. Никто не сделал так, чтобы труп Шмерки Берлина нашли в кустах, на болоте. Местный русский народишко лишь вздыхал да сетовал о том, что жиды в России делают всё, что хотят и нет от них никакой защиты. А Терентьеву «за ворожбу и блудное житие» суд даже приговорил к церковному покаянию. Жиды были весьма довольны.
«Но два ратмана, оба евреи, в том числе сам Цетлин, стараясь отвести подозрение (от жидовской брички, которую видели семь женщин), с огромной толпою жидов ворвались во двор, где остановился приезжий ксендз, стали обмерять ширину хода колёс и утверждали, что это ксендз переехал мальчика. А цирюльник Орлик и другие жиды распространили слух, что ребёнка точно переехали или застрелили невзначай из ружья дробью, отчего и раночки по всему телу, а потом бросили, чтобы навести подозрение на жидов».
«Более следователи ничего не открыли и не обратили внимания на обстоятельство, чрезвычайно важное, на предсказания двух женщин, Терентьевой и Еремеевой, о том, что мальчик у евреев, и именно в доме Шмерки Берлина, и что он скоро погибнет. Одна из них, Тереньева, жила в Велиже, другая, Еремеева, в Сентюрах, в двенадцати верстах от города. Это таинственное предсказание должно было бы дать ключ для всех разысканий, потому что оно явно и, несомненно, доказывало прикосновенность этих двух женщин к самому происшествию».
15 декабря 1823 года полиция послала в городской магистрат материалы о привлечении к суду купца Шмерки Берлина, сына его Гирши, велижской мещанки Ханки Цетлин и проезжающего через город Велиж и остановившегося в доме Шмерки Берлина полоцкого мещанина Иоселя Гликмана.
«Дело передали в Велижский уездный суд, — писал Даль, — который 16 июня 1824 года постановил: по недостатку улик евреев освободить от обвинения в убийстве мальчика; но Ханку Цетлин и Иоселя Гликмана оставить в подозрении, а Шмерку Берлина с товарищами обвинить в распространении ложных слухов о смерти мальчика, который, вероятно, погублен евреями». Витебский главный суд 22 ноября 1824 года посчитал это решение в целом правильным, но добавил однако же, что «так как ребёнок явно умерщвлён умышленно, то надо стараться раскрыть виновных». Но как стараться раскрыть виновных, когда дело фактически закрыли? «Губернатор утвердил такое решение, и дело было закончено». То есть власти в очередной раз оказались беспомощны перед жидами. И во всей губернии не нашлось ни одного русского мужика, который бы не побоялся пустить красного петуха на дом Шмерки Берлина, на дом Цетлиных и на жидовскую молельню. Никто не сделал так, чтобы труп Шмерки Берлина нашли в кустах, на болоте. Местный русский народишко лишь вздыхал да сетовал о том, что жиды в России делают всё, что хотят и нет от них никакой защиты. А Терентьеву «за ворожбу и блудное житие» суд даже приговорил к церковному покаянию. Жиды были весьма довольны.
И так бы всё и закончилось, но осенью 1825 Александр Первый отправился в Крым, в Таганрог, и так получилось, что царь должен был проехать через город Велиж. Так вот, когда он проезжал через Велиж, солдатка Терентьева, выскочила из толпы обывателей, повалилась императору в ноги, а на голове у неё лежало прошение. «Батюшка, Господи! Услышь просьбу несчастной матери!». Она заявила, что могла бы много рассказать о том, как жиды замучили мальчика Федюшку, но местные начальники разбираться в этом деле и наказывать жидов не хотят. Терентьеву сразу же арестовали. Дибич передал прошение князю Хованскому.
В этой истории не всё ясно до сих пор. Или Терентьева по каким-то причинам разозлилась на Берлиных и решила, действую самостоятельно, открыть всю правду, чтобы отомстить им? Или генерал-губернатор князь Хованский посоветовал ей обратиться к царю, чтобы зацепить наконец-то внимание Александра Первого замученным христианским мальчиком, и получить разрешение царя на продолжение расследование ритуального убийства. Так или иначе, к раздражению жидов, Терентьевой удалось «зацепить внимание» императора. Да и сам генерал-губернатор, князь Хованский перед этим приезжал в Петербург и просил разрешения продолжить расследование этого ужасного преступления в его губернии.
Александр Первый к этому времени уже весьма разочаровался в своём плане сделать жидов полезными гражданами империи. Он всё больше впадал в мистицизм. А сердце мистика-христианина не могло оставаться равнодушным к факту замучивания христианского мальчика. Да и Бог равнодушия не простит. Император не отменил свой дурной указ 1817, но всё же приказал, вопреки этому указу, начать новое расследование. Фактически он разрешил генерал-губернатору, князю Хованскому и местной следственной группе идти по «жидовскому следу» и взял это дело под свой личный контроль.
Но 19 ноября 1825 Александр Первый в Крыму неожиданно умер (или по другой версии – тайно ушёл в монахи и скрылся в Сибири, а похоронили кого-то другого). Императором России стал Николай Первый. Разбираясь с бумагами по делу «декабристов», он весьма удивился, когда узнал, что одна из причин мятежа, хотя и не главная, — это недовольство русских офицеров распространением и усилением в России жидовства. Да и сам Николай Первый к этому времени жидов не любил и полагал их народом неприятным и вредным. Верил он и в то, что часть жидов действительно добывает из русских детей кровь.
В этой истории не всё ясно до сих пор. Или Терентьева по каким-то причинам разозлилась на Берлиных и решила, действую самостоятельно, открыть всю правду, чтобы отомстить им? Или генерал-губернатор князь Хованский посоветовал ей обратиться к царю, чтобы зацепить наконец-то внимание Александра Первого замученным христианским мальчиком, и получить разрешение царя на продолжение расследование ритуального убийства. Так или иначе, к раздражению жидов, Терентьевой удалось «зацепить внимание» императора. Да и сам генерал-губернатор, князь Хованский перед этим приезжал в Петербург и просил разрешения продолжить расследование этого ужасного преступления в его губернии.
Александр Первый к этому времени уже весьма разочаровался в своём плане сделать жидов полезными гражданами империи. Он всё больше впадал в мистицизм. А сердце мистика-христианина не могло оставаться равнодушным к факту замучивания христианского мальчика. Да и Бог равнодушия не простит. Император не отменил свой дурной указ 1817, но всё же приказал, вопреки этому указу, начать новое расследование. Фактически он разрешил генерал-губернатору, князю Хованскому и местной следственной группе идти по «жидовскому следу» и взял это дело под свой личный контроль.
Но 19 ноября 1825 Александр Первый в Крыму неожиданно умер (или по другой версии – тайно ушёл в монахи и скрылся в Сибири, а похоронили кого-то другого). Императором России стал Николай Первый. Разбираясь с бумагами по делу «декабристов», он весьма удивился, когда узнал, что одна из причин мятежа, хотя и не главная, — это недовольство русских офицеров распространением и усилением в России жидовства. Да и сам Николай Первый к этому времени жидов не любил и полагал их народом неприятным и вредным. Верил он и в то, что часть жидов действительно добывает из русских детей кровь.
Все жидовские версии к этому времени были проанализированы и признаны наивными и заведомо ложными. Версий был у жидов три. По одной версии, мальчика переехала бричка. Но судебные медики не нашли на теле мальчика никаких следов от колёс брички или копыт лошадей. По второй версии, мальчика подстрелил случайно неизвестный охотник, который охотился на зайцев. Жиды утверждали, что враги жидов, после того как нашли тело мальчика, быстро перенесли его в аптеку Лангебека и там до прибытия штаб-лекаря труп раздели и вытащили из тела все дробинки, отчего остались значительные углубления в теле. Но эксперты не нашли в одежде мальчика ни одной дырки от дроби. Значит охотник сначала раздел мальчика, потом выпалил в него из ружья, а потом снова одел его и убежал. Понятно, что жиды этого сумасшедшего охотника сыскать не смогли. Да и раны на теле мальчика не походили на раны, которые были сделаны с целью вытащить дробинки из тела. По третьей жидовской версии, мальчик потерялся не 22 апреля, а много раньше, несколько месяцев назад, ещё 1 октября 1822 года, Он пошёл искать мать, заблудился и замёрз в лесу, а мать долго скрывала его исчезновение, так как очень боялась, что её обвинят за то, что она оставила малолетнего сына без присмотра, когда ушла торговать на ярмарку горячей лапшёй. Всю зиму мальчик пролежал под снегом. Но и эта жидовская версия была опровергнута, ибо врачи-эксперты точное время смерти ребёнка запротоколировали с абсолютной точностью.
Поэтому расследование по Велижскому делу Николай Первый не только не остановил, но приказал провести «строжайшее расследование» и тоже взял его под свой личный контроль.
Поэтому расследование по Велижскому делу Николай Первый не только не остановил, но приказал провести «строжайшее расследование» и тоже взял его под свой личный контроль.
Прибыл из Витебска в Велиж чиновник особых поручений при генерал-губернаторе, надворный советник Страхов. Прибыл из Петербурга статский советник Беклешев.. Потом был послан из Петербурга флигель-адъютант генерал-майор со страшной фамилией Шкурин. Он скоро разобрался в деле и тоже быстро пошёл по «жидовскому следу». Создана была и Особая следственная комиссия. Председателем её назначен Страхов. С такими силами расследование удалось быстро сдвинуть с мёртвой точки. По ходу расследования вскрылось и ещё много преступлений местных жидов: об обращении трёх христиан в жидовскую веру, убиении ещё нескольких христианских детей, о поругании жидами антиминса и Св. Тайн. «Покрывало, — писал Даль, — было сдёрнуто с целого ряда ужаснейших преступлений, исчадий неслыханного изуверства и последствий гибельной безнаказанности».
Князь Хованский и его главный помощник, надворный советник Страхов быстро поняли, что ритуальные убийства христианских детей вытекают из требований жидовской религии. В том смысле, что в жидовских директивных книжках есть такие тексты, которые подталкивают наиболее ретивых жидов-сектантов добывать и использовать кровь христианских детей. И князь Хованский, и Страхов пытались найти эти тексты, а также побольше узнать об истории жидовских ритуальных убийств. Они сыскали один экземпляр редкой книжки «Обряды жидовские». Князь Хованский отправил этот экземпляр руководству МВД и что прискорбно: Главный цензурный комитет признал эту книжку вредной для распространения и начал расследование с целью узнать, кто перевёл эту книжку на русский язык, кто и где издал. Затем последовало идиотское распоряжение изымать эту книжку из продажи. Русский народ необходимо было просвещать и просвещать о жидовских ритуальных убийствах, чтобы хотя бы перед жидовской Пасхой русские люди более внимательно следили за своими детьми и уберегали их от когтистых жидовских лап. А у нас тупая власть полагала, что русскому народу на эту тему ничего знать не положено.
Заинтересовались князь Хованский и Страхов и событиями в городе Ленгицы. В 1639 году жиды замучили в этом городе христианского мальчика. Память об этом сохранилась и через 200 лет, что делает честь жителям этого города. Так вот, в 1822 году живописец Орловский нарисовал картину, на которой изобразил, как жиды выцеживают кровь из мальчика, а одного «выцеживателя» изобразил похожим на местного жида. Картина очень понравилась бернардским монахам, и они повесили её на фасаде своего храма. Жиды, естественно, разволновались, и по доносам жидов тупые русские начальники картину приказали снять. Но на следующий год Орловский нарисовал такую же картину, но уже большого размера. В числе мучителей христианского мальчика был нарисован жид, весьма похожий на местного раввина и жид, весьма похожий на местного откупщика акцизных сборов. Понятно, что монахи из ордена св. Бернарда были в восторге и повесили эту большую картину на фасад своего храма. И католики, и православные этого города были очень довольны. Эта историческая картина напоминала об изуверствах жидов. Эта картина призывала горожан к бдительности. «Берегите своих детей перед жидовской Пасхой!»
По требованию жидов, подкупленные и трусливые местные русские начальники попытались снять эту картину. Событие это происходило в марте 1823. Но на этот раз католическое духовенство воспротивилось. А отставной поручик Венцеслав Дунин-Скрижино бросился в приходскую церковь и ударил в набат. Потом вернулся снова к храму св. Бернарда и здесь призывал христианский народ заступиться . И католики, и православные дружно сбегались к храму. Народ разбушевался, все кричали «Да здравствует вера!» и требовали «ограничить жидов». Не жидам устанавливать в России, какие картины писать художникам и где эти картины вешать. Нельзя позволять жидам запрещать историческую живопись о жидовских злодействах, тем более, что жидовские злодейства продолжаются. Местные русские власти, столкнувшись с таким дружным народным напором, поспешили отступить (Сколько времени картина Орловского висела на фасаде храм св. Бернарда и какова её судьба, об этом я никаких сведений найти не мог). Но жиды всё же отомстили, как могли. Поручик Дунин-Скрижино, по требованию жидов, был привлечён к суду.
Очень заинтересовались князь Хованский и Страхов и историей о том, как жиды замучили в 1659 мальчика Гавриила, признанного святым. Они просили в 1830 архимандрита Минского и Литвы отца Анатолия сообщить об этой истории как можно подробнее. Архимандрит послал им печатный экземпляр эпитафии (табличка на мощах св. Гавриила) и просил помочь распространить текст этой эпитафии во всех местах, где обитают в России жиды, «для предупреждения христиан от подобных приключений»
Князь Хованский и его главный помощник, надворный советник Страхов быстро поняли, что ритуальные убийства христианских детей вытекают из требований жидовской религии. В том смысле, что в жидовских директивных книжках есть такие тексты, которые подталкивают наиболее ретивых жидов-сектантов добывать и использовать кровь христианских детей. И князь Хованский, и Страхов пытались найти эти тексты, а также побольше узнать об истории жидовских ритуальных убийств. Они сыскали один экземпляр редкой книжки «Обряды жидовские». Князь Хованский отправил этот экземпляр руководству МВД и что прискорбно: Главный цензурный комитет признал эту книжку вредной для распространения и начал расследование с целью узнать, кто перевёл эту книжку на русский язык, кто и где издал. Затем последовало идиотское распоряжение изымать эту книжку из продажи. Русский народ необходимо было просвещать и просвещать о жидовских ритуальных убийствах, чтобы хотя бы перед жидовской Пасхой русские люди более внимательно следили за своими детьми и уберегали их от когтистых жидовских лап. А у нас тупая власть полагала, что русскому народу на эту тему ничего знать не положено.
Заинтересовались князь Хованский и Страхов и событиями в городе Ленгицы. В 1639 году жиды замучили в этом городе христианского мальчика. Память об этом сохранилась и через 200 лет, что делает честь жителям этого города. Так вот, в 1822 году живописец Орловский нарисовал картину, на которой изобразил, как жиды выцеживают кровь из мальчика, а одного «выцеживателя» изобразил похожим на местного жида. Картина очень понравилась бернардским монахам, и они повесили её на фасаде своего храма. Жиды, естественно, разволновались, и по доносам жидов тупые русские начальники картину приказали снять. Но на следующий год Орловский нарисовал такую же картину, но уже большого размера. В числе мучителей христианского мальчика был нарисован жид, весьма похожий на местного раввина и жид, весьма похожий на местного откупщика акцизных сборов. Понятно, что монахи из ордена св. Бернарда были в восторге и повесили эту большую картину на фасад своего храма. И католики, и православные этого города были очень довольны. Эта историческая картина напоминала об изуверствах жидов. Эта картина призывала горожан к бдительности. «Берегите своих детей перед жидовской Пасхой!»
По требованию жидов, подкупленные и трусливые местные русские начальники попытались снять эту картину. Событие это происходило в марте 1823. Но на этот раз католическое духовенство воспротивилось. А отставной поручик Венцеслав Дунин-Скрижино бросился в приходскую церковь и ударил в набат. Потом вернулся снова к храму св. Бернарда и здесь призывал христианский народ заступиться . И католики, и православные дружно сбегались к храму. Народ разбушевался, все кричали «Да здравствует вера!» и требовали «ограничить жидов». Не жидам устанавливать в России, какие картины писать художникам и где эти картины вешать. Нельзя позволять жидам запрещать историческую живопись о жидовских злодействах, тем более, что жидовские злодейства продолжаются. Местные русские власти, столкнувшись с таким дружным народным напором, поспешили отступить (Сколько времени картина Орловского висела на фасаде храм св. Бернарда и какова её судьба, об этом я никаких сведений найти не мог). Но жиды всё же отомстили, как могли. Поручик Дунин-Скрижино, по требованию жидов, был привлечён к суду.
Очень заинтересовались князь Хованский и Страхов и историей о том, как жиды замучили в 1659 мальчика Гавриила, признанного святым. Они просили в 1830 архимандрита Минского и Литвы отца Анатолия сообщить об этой истории как можно подробнее. Архимандрит послал им печатный экземпляр эпитафии (табличка на мощах св. Гавриила) и просил помочь распространить текст этой эпитафии во всех местах, где обитают в России жиды, «для предупреждения христиан от подобных приключений»
Князь Хованский также разумно решил, что Жидовская синагога, жидовские школы (молитвенные дома), где жиды собираются для всех вредных своих дел, для обработки жидовской молодёжи в духе превосходства жидов над всеми другими народами и где жиды добывают кровь из христианских детей (так показывали некоторые свидетели), — надо в Велиже закрыть. Недаром же многие отцы Церкви говорили, что синагоги – «места дьявольские». И князь Хованский обратился к Николаю Первый с предложением, чтобы император приказал жидовские школы в Велиже закрыть. И Николай Первый в августе1826 года повелел: так как жиды, к религии которых в России было вполне терпимое отношение, стали эту терпимость использовать во зло, то «в страх и пример другим жидовские школы в г. Велиже запечатать». И ни в самих школах, ни при них жидовское богослужение не дозволять. «Жидовские скрижали взять из синагог и отдать под присмотр полиции». И Николай Первый потребовал от князя Шаховского ускорить поиск виновных в убийстве мальчика.
В сентябре 1826 года главная синагога в Велиже была обвита крепкой железной цепью и заперта на большой замок. Чтобы жиды замок не открыли, не взломали, был поставлен охранник с ружьём. И все жидовские школы в Велиже, «которые стали рассадником ужасных преступлений», были незамедлительно опечатаны.
В сентябре 1826 года главная синагога в Велиже была обвита крепкой железной цепью и заперта на большой замок. Чтобы жиды замок не открыли, не взломали, был поставлен охранник с ружьём. И все жидовские школы в Велиже, «которые стали рассадником ужасных преступлений», были незамедлительно опечатаны.
Жиды раньше очень хвалились своей синагогой. Она была построена ещё в 18-ом веке из добротных дубовых брусьев. Это было грандиозное высокое здание с высоким острым шпилем и узкими стрельчатыми окнами с разноцветными стёклами. Синагога была выше всех соседних домов, и первая была видна тем, кто подъезжал к городу. В ней и вокруг неё было 18 молелен, под её куполом помещались в дни сборищ – две тысячи жидов. Только потом, после присоединения Белоруссии к России, в городе были построены два крупных христианских храма – храм св. Ильи и Свято-Духов униатский собор. В городе Велиже жили многие тысячи жидов. Столетия жиды процветали в этом городе под польскими королями. Жидовская община в этом захваченном поляками белорусском городе была в расцвете. Жиды вместе с ляхами подмяли местное население. Но ляхов было мало, они предпочитали жить в больших городах. Процветать продолжали жиды в Велиже и после присоединения Белоруссии к России. Екатерина Вторая, к сожалению, не приняла указ о депортации жидов-оккупантов из присоединённых территорий.
В городском и сословном самоуправлении, с радостью писал жидовский историк Мирон Рывкин, жиды занимали весьма видное положение . Число от выборных от жидов превосходило число выбранных от христиан. Лесное дело – в руках жидов. Сплав на Динабург и Ригу – в руках жидов. Почти вся мелкая торговля, магазины и питейные заведения – в руках жидов. Центральная часть города, базар и примыкающие к нему улицы застроены богатыми жидовскими домами и торговыми складами.
Жиды владели недвижимостью и вне города. Приобретали в собственность и арендовали близлежащие имения. Шмерка Берлин владел селением Красное, брат его Меер держал в аренде имение Крутое. Имение Плоское – в аренде у жида Ноты Прудкова. Жид Шолом арендовал корчму «Семичевую». Жиды Брусованские владели имением Брусованка. Лейзер Зарецкий держал корчму «Лобок». Шмерка Берлин также имел собственный стеклянный завод.
Самый большой и богатый дом в Велиже принадлежал Мирке Аронсон. Двухэтажное огромное здание с мезонином. Там жили старуха-жидовка Мирка, дочь её, Славка, и её муж – купец третьей гильдии Шмерка Берлин. Шмерка Берлин был главным в этом доме, и все горожане называли дом, где он жил, — дом Берлиных. Здесь также жил сын этого купца Гирш Берлин, жена его Шифра и дочка Ланка. Жених её — Янкель Гирш жил у своего отца, бывшего бургомистра Шмерки. Аронсона, старшего сына Мирки.
Два других её сына Носон и Моисей Аронсоны жили поблизости, на той же улице, а дочь Лея – в Петербурге замужем за Гиршем Броудо. Брат Шмерки Берлина, Носон жил тоже на Петербургской улице, напротив дома ратмана Евзика Цетлина. Другой брат, Меер жил в имении. По субботам и праздникам в доме Мирки Аронсон и Шмерки Берлина собиралась вся огромная жидовская семья – сорок человек. Горничная Паша (потом Козловская) едва успевала обслуживать эту ораву жрущих и пьющих жидов. Кухарка Гене-Михля едва успевала варить, тушить и жарить.
Во дворе — высокие амбары, полные товаров. Ворота часто открыты настежь, обозы постоянно туда и сюда. Принимает и отправляет обозы главный приказчик Берлина Иосель Мирлас. В нижнем этаже дома со стороны базара – большая питейная лавка, принадлежащая Берлину. А с другой стороны в доме — лучший в городе Велиже гастрономический магазин Боси Аронсон, в который часто наведываются поляки-помещики и высшее начальство города.
А почти вся торговля в остальной части города – у Ханки Цетлин и Носона Берлина. У Ханки Цетлин — лучшее питейное заведение в Велиже. Был небольшой кабачок и у поляка Козловского, но посещала его лишь беднота.
В городском и сословном самоуправлении, с радостью писал жидовский историк Мирон Рывкин, жиды занимали весьма видное положение . Число от выборных от жидов превосходило число выбранных от христиан. Лесное дело – в руках жидов. Сплав на Динабург и Ригу – в руках жидов. Почти вся мелкая торговля, магазины и питейные заведения – в руках жидов. Центральная часть города, базар и примыкающие к нему улицы застроены богатыми жидовскими домами и торговыми складами.
Жиды владели недвижимостью и вне города. Приобретали в собственность и арендовали близлежащие имения. Шмерка Берлин владел селением Красное, брат его Меер держал в аренде имение Крутое. Имение Плоское – в аренде у жида Ноты Прудкова. Жид Шолом арендовал корчму «Семичевую». Жиды Брусованские владели имением Брусованка. Лейзер Зарецкий держал корчму «Лобок». Шмерка Берлин также имел собственный стеклянный завод.
Самый большой и богатый дом в Велиже принадлежал Мирке Аронсон. Двухэтажное огромное здание с мезонином. Там жили старуха-жидовка Мирка, дочь её, Славка, и её муж – купец третьей гильдии Шмерка Берлин. Шмерка Берлин был главным в этом доме, и все горожане называли дом, где он жил, — дом Берлиных. Здесь также жил сын этого купца Гирш Берлин, жена его Шифра и дочка Ланка. Жених её — Янкель Гирш жил у своего отца, бывшего бургомистра Шмерки. Аронсона, старшего сына Мирки.
Два других её сына Носон и Моисей Аронсоны жили поблизости, на той же улице, а дочь Лея – в Петербурге замужем за Гиршем Броудо. Брат Шмерки Берлина, Носон жил тоже на Петербургской улице, напротив дома ратмана Евзика Цетлина. Другой брат, Меер жил в имении. По субботам и праздникам в доме Мирки Аронсон и Шмерки Берлина собиралась вся огромная жидовская семья – сорок человек. Горничная Паша (потом Козловская) едва успевала обслуживать эту ораву жрущих и пьющих жидов. Кухарка Гене-Михля едва успевала варить, тушить и жарить.
Во дворе — высокие амбары, полные товаров. Ворота часто открыты настежь, обозы постоянно туда и сюда. Принимает и отправляет обозы главный приказчик Берлина Иосель Мирлас. В нижнем этаже дома со стороны базара – большая питейная лавка, принадлежащая Берлину. А с другой стороны в доме — лучший в городе Велиже гастрономический магазин Боси Аронсон, в который часто наведываются поляки-помещики и высшее начальство города.
А почти вся торговля в остальной части города – у Ханки Цетлин и Носона Берлина. У Ханки Цетлин — лучшее питейное заведение в Велиже. Был небольшой кабачок и у поляка Козловского, но посещала его лишь беднота.
Я к чему это всё описал, насобирал в жидовских книжках? Да, к тому, чтобы читатель понял получше, где происходили жидовские ритуальные убийства христианских детей. Какая круговая порука существовала у жидов, чтобы защищаться от правосудия. Как трудно было работать полиции и следователям. Какие деньги использовались на взятки чиновникам в Велиже и в Петербурге. Какая возможность существовала, чтобы давить на свидетелей, даже на христиан.
И всё же синагога была опоясана большой железной цепью и запёрта на огромный замок. Свитки Торы были изъяты и теперь валялись в одном из запертых помещений полиции. 44 жида обоего пола, так сказать, «самые почтенные, самые уважаемые, самые влиятельные жиды города Велижа», были арестованы и помещены в одиночные камеры. Жиды были напуганы. Они имели возможность молиться только в подвалах. Русский народ города немного взбодрился. Неужели на этот раз жидов, которые замучивают христианских детей, всё же накажут.
Произошли и неприятные события для жидов и в Петербурге. Архимандрит Фотий давно уже пытался убрать от власти министра народного просвещения и духовных дел князя А. Н. Голицына, который покровительствовал жидам. С именем этого князя и был связан знаменитый циркуляр от 6 марта 1817 года, который запретил подозревать жидов в добывании христианской крови. Наконец, после анафемы архимандрита Фотия против «духовного Наполеона» и «вождя нечестия» — князя Голицина, этот министр был лишён своего поста. Возвысился Аракчеев, который покровительствовал князю Хованскому.
И генерал-губернатор князь Хованский, которого теперь не сдерживали сверху «друзья жидов», стал даже выселять жидов из селений вокруг городов, где жиды по закону не имели право жить, но где они безответственно размножились, обирая и спаивая крестьянское население. В города потянулись обозы обозлённых жидов.
Произошли и неприятные события для жидов и в Петербурге. Архимандрит Фотий давно уже пытался убрать от власти министра народного просвещения и духовных дел князя А. Н. Голицына, который покровительствовал жидам. С именем этого князя и был связан знаменитый циркуляр от 6 марта 1817 года, который запретил подозревать жидов в добывании христианской крови. Наконец, после анафемы архимандрита Фотия против «духовного Наполеона» и «вождя нечестия» — князя Голицина, этот министр был лишён своего поста. Возвысился Аракчеев, который покровительствовал князю Хованскому.
И генерал-губернатор князь Хованский, которого теперь не сдерживали сверху «друзья жидов», стал даже выселять жидов из селений вокруг городов, где жиды по закону не имели право жить, но где они безответственно размножились, обирая и спаивая крестьянское население. В города потянулись обозы обозлённых жидов.
Но жиды всё же постепенно отошли от шока и занялись своим любимым делом – писать доносы и собирать деньги на подкуп русских продажных чиновников. Они сочинили и стали распространять версию о «большом и страшном заговоре против бедных евреев». Во главе этого заговора стоял сам генерал-губернатор князь Хованский. Главную работу, чтобы «ложно обвинить бедных невинных евреев» выполнял Председатель Следственной комиссии Страхов. Важным участником заговора был и генерал-майор Шкурин. К участникам заговора жиды причислили и земского исправника, князя Друцкого-Соколинского и даже будочника Устинцева. К участникам заговора жиды причислили священника («местоблюстителя») Ильинского храма Маркела Тарашкевича и других священников, и православных, и католиков, и униатов. Иначе говоря, все, кто старался разобраться в этом деле и не брал взятки от жидов, чтобы прекратить дело, были причислены к заговорщикам.
.
Жиды стали писать доносы в Петербург и требовали убрать князя Хованского, убрать Страхова, потом стали требовать убрать и генерал-майора Шкурина. Требовали также передать дело в Сенат, где жиды уже имели своих «защитников». Большие надежды жиды возлагали на либерала – адмирала Н. С. Мордивнова. Он имел поместье около Велижа и был большим другом жидов. Он с 1831 года занимал влиятельный пост в Петербурге, он был председателем департамента гражданских и духовных дел Государственного Совета. Он постоянно встречался с влиятельными жидами Петербурга, и они все вместе искали способ помочь жидам города Велижа избегнуть наказания. И жиды даже добились, чтобы император велел князю Хованскому «смягчить рвение» и действовать в «рамках закона». Но большего они достичь пока не могли. Князь Хованский, Страхов, генерал-майор Шкурин, вся следственная группа упорно шли по «жидовскому следу». Тогда жиды усилили давление на Сенат. По их требованию жидовствующие сенаторы предписали князю Хованскому дозволять жидам, которые были к тому времени уже арестованы, писать жалобы на «неправые действия» следователей. Поток жидовских лжедоносов в Петербург сразу намного увеличивался. Тогда князь Хованский доложил императору, что Сенат «чинит затруднения» работе следователей, и Николай Первый повелел, чтобы сенаторы оставили производство дела в полном распоряжении генерал-губернатора. Следственная группа в результате быстро пошла по «жидовскому следу».
.
Жиды стали писать доносы в Петербург и требовали убрать князя Хованского, убрать Страхова, потом стали требовать убрать и генерал-майора Шкурина. Требовали также передать дело в Сенат, где жиды уже имели своих «защитников». Большие надежды жиды возлагали на либерала – адмирала Н. С. Мордивнова. Он имел поместье около Велижа и был большим другом жидов. Он с 1831 года занимал влиятельный пост в Петербурге, он был председателем департамента гражданских и духовных дел Государственного Совета. Он постоянно встречался с влиятельными жидами Петербурга, и они все вместе искали способ помочь жидам города Велижа избегнуть наказания. И жиды даже добились, чтобы император велел князю Хованскому «смягчить рвение» и действовать в «рамках закона». Но большего они достичь пока не могли. Князь Хованский, Страхов, генерал-майор Шкурин, вся следственная группа упорно шли по «жидовскому следу». Тогда жиды усилили давление на Сенат. По их требованию жидовствующие сенаторы предписали князю Хованскому дозволять жидам, которые были к тому времени уже арестованы, писать жалобы на «неправые действия» следователей. Поток жидовских лжедоносов в Петербург сразу намного увеличивался. Тогда князь Хованский доложил императору, что Сенат «чинит затруднения» работе следователей, и Николай Первый повелел, чтобы сенаторы оставили производство дела в полном распоряжении генерал-губернатора. Следственная группа в результате быстро пошла по «жидовскому следу».
На этот раз следователи не обошли вниманием двух женщин, которые предсказали матери пропавшего ребёнка гибель её сына от рук жидов. Одна из них, Марья Терентьева, «баба распутного поведения», служила в Велиже «тут и там, у жидов, а часто только прислуживала им время от времени. Она всегда была готова на всё за деньги и за водку и издавна была главной помощницей жидов во всех их мерзких и злодейских делах». «Жиды лестью и угрозами, что будет сослана в Сибирь за убийство мальчика, заставили её даже принять жидовскую веру». Она даже подробно описала «обряд обращения». Три еврейки скинули с Терентьевой платье и обувь, посадили на пол, облили вином или чем-то другим, «щипавшим её тело», одели в мужскую еврейскую шинель. Потом повели на реку Двину, приказали ей окунуться в воду, окатили её голову тёплой водой из двух кувшинов, которые они взяли из школы, а потом и её привели в эту жидовскую школу. Школьник (это такая должность у евреев) сказал ей, что она должна пройти через жидовский огонь и велел ей поставить на горячую сковородку сначала левую, а потом правую ногу. «Прочие же евреи, обступив её кругом, держали её, чтобы не смогла сойти со сковородки, и зажимали рот, дабы не кричала». И настаивали, чтобы она «отреклась от Христа и приняла их веру». А когда она согласилась, то они помазали ей подошвы жёлтой мазью и перевязали холстом. Потом на неё надели жидовскую рубаху. Потом Школьник подвёл её к шкафу и сказал, что в этом шкафу хранятся десять заповедей. Потом он одёрнул занавеску.
Школьник приказал ей сесть перед этим шкафом «на кукарки», накрыл её покрывалом с белыми и чёрными полосами, присел сам рядом, положил ей на колени лист с изображением христианских святых, с названием христианского Бога, такой же лист положил себе на колени и приказал ей отрицать Христа и святых, повторяя его слова. Потом приказал ей близко подойти к шкафу, упёр большой палец её левой руки в два средние, не отделяя от средних другие пальцы, приказал поцеловать концы пальцев и приложить к десяти заповедям. Потом сказал, что теперь её имя будет Риса, и научил её жидовской молитве. Потом жид Мордик (Янкель Черномордик) поцеловал её и сказал, что теперь её муж – Хаим Хрипун, привёл её в каморку, где стояли две кровати, велел лечь на одну из них, а сам ушёл в школу (молельню). Потом в каморку вошёл Хаим Хрипун, лёг сначала на свободную кровать, полежал недолго, потом перебрался к Терентьевой на кровать и совокупился с ней. Потом, когда её привели в школу, жиды одели её в богатое жидовское платье. Но жиды приказали на улицу в этом жидовском платье никогда не выходить, чтобы не узнали, что она приняла жидовскую веру. Потом её целовали, поздравляли, а Нота (Нота Мовшев Прудков), Лейзер (Лейзер Мееров Зарецкий) и Ицка (Ицка Ерухов Белев) дали ей по 10 целковых рублей.
Другая «предсказательница», Аня Еремеева тоже оказалась очень важной свидетельницей. Много помогла следователям и солдатка Авдотья Максимова, «решительная, развратная баба и верный слуга жидам за деньги и вино». Она работала у Цетлиных. Помогла следователям также и Прасковья Козловская (в девичестве Пиленкова), эта молодая баба работала в доме Берлиных. Её тоже жиды «уговорили» отказаться от Христа перед шкафом с десятью заповедями, дали жидовское имя Лыя и научили жидовской молитве. Добавила сведений по делу и Марья Ковалёва, с детства – «безответная крепостная Аронсоновых».
Эти женщины давно работали на жидов и, конечно, много знали. Допросы женщин шли три года. Их показания тщательно проверялись и согласовывались между собой. Сначала эти женщины, естественно, старались скрыть своё личное участие в «ужасном преступлении», но постепенно следователи их разговорили до конца. Им разрешили даже встречаться со священником, в храме и даже у него дома, который также советовал — «для их спасения» — говорить следователям только правду. На основании их показаний и была составлена подробная картина этого жуткого жидовского преступления.
Школьник приказал ей сесть перед этим шкафом «на кукарки», накрыл её покрывалом с белыми и чёрными полосами, присел сам рядом, положил ей на колени лист с изображением христианских святых, с названием христианского Бога, такой же лист положил себе на колени и приказал ей отрицать Христа и святых, повторяя его слова. Потом приказал ей близко подойти к шкафу, упёр большой палец её левой руки в два средние, не отделяя от средних другие пальцы, приказал поцеловать концы пальцев и приложить к десяти заповедям. Потом сказал, что теперь её имя будет Риса, и научил её жидовской молитве. Потом жид Мордик (Янкель Черномордик) поцеловал её и сказал, что теперь её муж – Хаим Хрипун, привёл её в каморку, где стояли две кровати, велел лечь на одну из них, а сам ушёл в школу (молельню). Потом в каморку вошёл Хаим Хрипун, лёг сначала на свободную кровать, полежал недолго, потом перебрался к Терентьевой на кровать и совокупился с ней. Потом, когда её привели в школу, жиды одели её в богатое жидовское платье. Но жиды приказали на улицу в этом жидовском платье никогда не выходить, чтобы не узнали, что она приняла жидовскую веру. Потом её целовали, поздравляли, а Нота (Нота Мовшев Прудков), Лейзер (Лейзер Мееров Зарецкий) и Ицка (Ицка Ерухов Белев) дали ей по 10 целковых рублей.
Другая «предсказательница», Аня Еремеева тоже оказалась очень важной свидетельницей. Много помогла следователям и солдатка Авдотья Максимова, «решительная, развратная баба и верный слуга жидам за деньги и вино». Она работала у Цетлиных. Помогла следователям также и Прасковья Козловская (в девичестве Пиленкова), эта молодая баба работала в доме Берлиных. Её тоже жиды «уговорили» отказаться от Христа перед шкафом с десятью заповедями, дали жидовское имя Лыя и научили жидовской молитве. Добавила сведений по делу и Марья Ковалёва, с детства – «безответная крепостная Аронсоновых».
Эти женщины давно работали на жидов и, конечно, много знали. Допросы женщин шли три года. Их показания тщательно проверялись и согласовывались между собой. Сначала эти женщины, естественно, старались скрыть своё личное участие в «ужасном преступлении», но постепенно следователи их разговорили до конца. Им разрешили даже встречаться со священником, в храме и даже у него дома, который также советовал — «для их спасения» — говорить следователям только правду. На основании их показаний и была составлена подробная картина этого жуткого жидовского преступления.
Картина такая. В 1823 году за неделю до жидовской Пасхи шинкарка Ханка Цетлин напоила Терентьеву, дала денег и попросила достать «хорошенького христианского мальчика». Терентьева несколько дней высматривала и, наконец, высмотрела у моста через реку мальчика Федю, сына солдата Емельяна Иванова. Она сразу же об этом сказала Ханке. Жидовка напоила её, дала денег и кусок сахара, чтобы заманить ребёнка. Максимова была в это время тут же и всё слышала. Терентьева сманила мальчика и привела к дому Ханки. Ханка встретила их на улице, взяла мальчика за руку и повела в дом (это видела и свидетельница Косачевская). Ханка передала ребёнка Максимовой, та взяла его на руки и внесла в дом. В доме в это время были муж Ханки Евзик, дочь Итка и работница Риса, тоже жидовка. Терентьеву и Максимову жиды на радостях напоили, дали денег, и они уснули.
Вечером Терентьевой велели отнести ребёнка к Мирке Аронсон, тёще Шмерки Берлина. Терентьева принесла ребёнка в комнату её дочери, Славки, где уже собралось много довольных жидов. Мальчика тотчас унесли в каморку, а обеих баб снова напоили вином и дали денег.
Всю неделю Терентьева видела ребёнка у Берлиных, кроме среды. В эту среду и состоялся обряд обращенья её в жидовскую веру. В понедельник Максимова принесла ребёнка снова в дом Цетлиных (это видела и Козловская), а во вторник, рано утром, принесли его обратно к Берлиным. Она зашла тогда сначала на кухню спросить, встали ли Берлины. На кухне в это время были Козловская и две жидовки – кухарка Баси и девка Генемихля. Максимова постучала в дверь Славки, та отперла дверь, взяла ребёнка и велела приходить за ним вечером. Вечером ребёнка снова снесли в дом Цетлиных, где он и оставался в среду. По приказу Ханки Максимова освободила в каморке сундук от съестного, положила туда сонного ребёнка и накрыла белой простынёй (дочь Максимовой Меланья в это время зачем-то приходила к Цетлиным и видела ребёнка в этом сундуке). Ханка велела Максимовой не закрывать плотно сундук, чтобы ребёнок не задохнулся. Ханка сказала также Максимовой, что в полдень её муж, ратман, с квартальным надзирателем будут обыскивать дом Берлиных, а вечером смеялась над тем, что этот дурак квартальный не нашёл мальчика в погребе Берлиных и как ловко жиды всех обманули.
В четверг Максимова снова отнесла мальчика к Мирке Аронсон (Козловская подтвердила, что в этот день видела там ребёнка). В понедельник, на Фоминой неделе, вечером, Ханка Цетлин снова напоила обеих баб вином и отвела их в дом Берлиных, где в комнате Славки уже собралось много жидов. Мирка также налила пришедшим русским бабам вина и попросила их после убийства мальчика утопить его труп в реке.
Потом эти русские бабы принесли мальчика из каморки, по приказу жидов раздели догола и положили на стол. Жид Поселенный отрезал от полового органа мальчика часть кожи («жидовское обрезание»). Жид Шифра Берлин «постриг ему ногти до мяса». В это время из питейной конторы пришла Козловская. Славка хотела перехватить её в сенях, но не успела. Козловская уже увидела, что происходит в комнате, потому Козловскую жиды тоже зазвали в эту комнату и стали стращать, что, если она проговориться, то её замучают, как мальчика. Она поклялась, что будет молчать.
Затем все снова занялись мальчиком. Терентьева по приказу жидов держала ребёнка над тазом, а Максимова стала обмывать его. Потом мальчика положили головой вперёд в бочку, в которой перед этим вынули половину днища. Потом Иосель закрыл отверстие, и мальчик остался один в темноте — в этой жуткой жидовской бочке. Потом все собравшиеся, по двое, по очереди стали катать эту бочку. Катали часа два. Когда ребёнка вынули, он был весь красный, как обожжённый.
Терентьева завернула красное тело мальчика и снова положила на стол.
Потом все три русские бабы надели жидовские платья и, завязав ребёнку рот платком, чтобы на улице не было слышно его крика, понесли мальчика в жидовскую школу. Все жиды пошли с ними. В школе уже собралась большая толпа из местных жидов. В большой комнате стоял стол, а на нём — корыто.
Голого мальчика положили в корыто. Рот мальчику развязали. Распоряжался дальнейшей процедурой цирюльник Орлик Девирц. Жид Поселенный подал ремни, Терентьева связала мальчику ноги под коленями, но получилось очень слабо, и Поселенный сам связал ноги мальчика потуже. Потом жиды приказали Терентьевой бить мальчика по щекам, а после неё все остальные жиды тоже били красного голого ребёнка по очереди по щекам. Потом Терентьевой дали большой светлый гвоздь и приказали уколоть ребёнка сначала в висок, потом в бок. Жиды заставили то же сделать и Максимову, и Козловскую. А потом и жиды по очереди стали вонзать гвоздь в тело мальчика. Кровь из отверстий тела быстро потекла в корыто (Козловскую именно в это время Иосель отвёл к шкафу с десятью заповедями, где она и отреклась от Христа). Когда в корыто налилось уже много крови, цирюльник Орлик Девирц взял окровавленного мальчика и стал поворачивать его над корытом и сдавливать, чтобы и оставшуюся кровь выцедить в корыто. Бедный ребёнок сначала, когда жиды начали его дырявить гвоздём, сильно кричал, но потом смолк и лишь медленно двигал завязанными ногами, смотрел скорбно на собравшихся вокруг него жидов и трёх русских баб в жидовских платьях и тяжело вздыхал. Потом он молча испустил дух.
Терентьева развязала мёртвому мальчику ноги, подняла его над корытом, подождала пока стечёт кровь, а затем стала держать труп над другим корытом, которое стояло на полу. Иосель в это время лил на труп воду из бутылок, которые принесла ему Козловская, а Максимова мыла труп. Когда труп вымыли, на нём стали хорошо видны круглые ранки от гвоздя величиной с горошину (медицинская экспертиза подтвердила это). Потом русские бабы вытерли труп, одели и обули его и снова положили на стол. Иосель подвёл баб к шкафу с жидовскими книгами и сказал: «так как вы приняли еврейскую веру, то должны теперь по ней дать клятву», что бабы послушно и сделали. Потом Иосель какое-то время что-то читал по-жидовски из одной толстой книги.
Потом жиды достали украденный Терентьевой из Ильинской церкви антиминс (изображение на материи погребения Иисуса Христа – необходимый предмет для совершения причастия) и стали плевать на него, топтать ногами и говорить всякие скверные слова (священник Ильинской церкви подтвердил факт кражи антиминса).
Между тем уже начинало светать. Терентьева с Максимовой побоялись нести труп к реке: утром там бывает иногда народ, и потому понесли труп в лес, на болото у Гутурова Крижа, где труп и был найден.
А после того как русские бабы с трупом ушли, Иосель наполнил кровью одну бутылку и велел Козловской отнести её Славке Берлин. Остальную кровь он оставил в корыте на столе в жидовской школе. А сам сел в бричку с другим жидом, и они поехали проверить, успешно ли бабы сделали порученное им дело. Когда Терентьева и Максимова возвращались с болота, они и встретили эту жидовскую бричку. Они видели, как Иосель вылез из брички, посмотрел туда, где лежал труп, а затем довольные жиды быстро умчались назад в город (семь свидетельниц показали под присягой, что видели, как бричка проскакала к лесу, а потом обратно в город, а одна свидетельница уверенно утверждала, что в бричке сидел приказчик Шмерки Берлина Иосель с каким-то другим жидом).
Когда бабы вернулись в дом Берлиных, довольная Мирка снова напоила их вином, а Славка дала денег и внушала им, что если они напьются и поссорятся, ни в коем случае они не должны проговориться о том, что видели и делали. «Евреи всё равно отопрутся, — внушала им Славка, — а вы одни будете виноваты». Потом обе русские бабы сняли с себя жидовские платья и пошли домой.
Вечером Фрадка, жена цирюльника Орлика, напоив Терентьеву, одела её снова в жидовское платье и повела в жидовскую школу. Там толпились и о чём-то говорили все те же жиды. Была там и Козловская. «Корыто с кровью стояло ещё на столе, рядом две пустые бутылки, в которых накануне приносили воду для обмывания трупа. Тут же лежал свёрсток холста». Потом Ханка с Максимовой принесли ещё бутылку, чарку и воронку. Тереньева размешивала кровь лопаточкой, а Иосель разливал кровь чаркой через воронку в бутылки и в небольшой, сбитый обручами, бочонок, который ему подал Орлик. В остатке крови жиды намочили аршина два (это почти полтора метра) холста и велели Терентьевой выкрутить его, расправить и проветрить. Потом Иосель разрезал его на мелкие лоскуты, а Орлик макал гвоздь в остаток крови, капал на каждый лоскуток и размазывал на нём кровь. Потом каждому жиду и русским бабам дали по одному кровавому лоскутку.
Потом все разделились и пошли по домам. Максимова взяла одну бутылку с кровью и пошла за Цетлиными. Козловская понесла бутылку с кровью в дом Берлиных. А Терентьева с бочонком крови пошла за цирюльником Орликом – «в дом с зеленой крышей».
Максимова потом всё же отдала свой лоскуток Ханке, Козловская потеряла свой лоскуток, а Терентьева призналась следователю, что кровавый лоскуток, который ей дали жиды, хранится у неё в «китайчатом кармане», который она перед арестом передала на сохранение, вместе с другими вещами, солдатке Ивановой. «Следователи немедленно отправились туда, и нашли в указанном месте треугольный лоскут холста, красноватый, и признанный всеми тремя раскаявшимися бабами за тот самый, о котором они говорили».
В доме Берлиных и в жидовской школе (молельне), куда привели этих трёх баб, они порознь показали что, где и как происходило в ту жуткую ночь, когда жиды закололи христианского мальчика для жидовского Бога. Их показания вполне согласовывались друг с другом и с показаниями других свидетелей. Бабы, вспоминая ту ночь, впали в тяжёлое нервное состояние, плакали и едва могли говорить.
«Фрадка сказала Терентьевой, что кровавым лоскутом жиды протирают глаза новорождённым, а кровь кладут в мацу (опресноки)… На другой год после того сама Терентьева пекла с Фрадкой и другими жидовками мацу с этой кровью. Максимова подробно описала, как делала то же у Ханки, размочив засохшую в бутылке кровь и смешав её с шафрановым настоем. Ханка также положила немного крови в мёд, который все и пили. Козловская говорила, что то же делали у Берлиных: вытряхнули из бутылки сухую кровь, растёрли и высыпали в шафрановый настой, который потом вылили в тесто».
Вечером Терентьевой велели отнести ребёнка к Мирке Аронсон, тёще Шмерки Берлина. Терентьева принесла ребёнка в комнату её дочери, Славки, где уже собралось много довольных жидов. Мальчика тотчас унесли в каморку, а обеих баб снова напоили вином и дали денег.
Всю неделю Терентьева видела ребёнка у Берлиных, кроме среды. В эту среду и состоялся обряд обращенья её в жидовскую веру. В понедельник Максимова принесла ребёнка снова в дом Цетлиных (это видела и Козловская), а во вторник, рано утром, принесли его обратно к Берлиным. Она зашла тогда сначала на кухню спросить, встали ли Берлины. На кухне в это время были Козловская и две жидовки – кухарка Баси и девка Генемихля. Максимова постучала в дверь Славки, та отперла дверь, взяла ребёнка и велела приходить за ним вечером. Вечером ребёнка снова снесли в дом Цетлиных, где он и оставался в среду. По приказу Ханки Максимова освободила в каморке сундук от съестного, положила туда сонного ребёнка и накрыла белой простынёй (дочь Максимовой Меланья в это время зачем-то приходила к Цетлиным и видела ребёнка в этом сундуке). Ханка велела Максимовой не закрывать плотно сундук, чтобы ребёнок не задохнулся. Ханка сказала также Максимовой, что в полдень её муж, ратман, с квартальным надзирателем будут обыскивать дом Берлиных, а вечером смеялась над тем, что этот дурак квартальный не нашёл мальчика в погребе Берлиных и как ловко жиды всех обманули.
В четверг Максимова снова отнесла мальчика к Мирке Аронсон (Козловская подтвердила, что в этот день видела там ребёнка). В понедельник, на Фоминой неделе, вечером, Ханка Цетлин снова напоила обеих баб вином и отвела их в дом Берлиных, где в комнате Славки уже собралось много жидов. Мирка также налила пришедшим русским бабам вина и попросила их после убийства мальчика утопить его труп в реке.
Потом эти русские бабы принесли мальчика из каморки, по приказу жидов раздели догола и положили на стол. Жид Поселенный отрезал от полового органа мальчика часть кожи («жидовское обрезание»). Жид Шифра Берлин «постриг ему ногти до мяса». В это время из питейной конторы пришла Козловская. Славка хотела перехватить её в сенях, но не успела. Козловская уже увидела, что происходит в комнате, потому Козловскую жиды тоже зазвали в эту комнату и стали стращать, что, если она проговориться, то её замучают, как мальчика. Она поклялась, что будет молчать.
Затем все снова занялись мальчиком. Терентьева по приказу жидов держала ребёнка над тазом, а Максимова стала обмывать его. Потом мальчика положили головой вперёд в бочку, в которой перед этим вынули половину днища. Потом Иосель закрыл отверстие, и мальчик остался один в темноте — в этой жуткой жидовской бочке. Потом все собравшиеся, по двое, по очереди стали катать эту бочку. Катали часа два. Когда ребёнка вынули, он был весь красный, как обожжённый.
Терентьева завернула красное тело мальчика и снова положила на стол.
Потом все три русские бабы надели жидовские платья и, завязав ребёнку рот платком, чтобы на улице не было слышно его крика, понесли мальчика в жидовскую школу. Все жиды пошли с ними. В школе уже собралась большая толпа из местных жидов. В большой комнате стоял стол, а на нём — корыто.
Голого мальчика положили в корыто. Рот мальчику развязали. Распоряжался дальнейшей процедурой цирюльник Орлик Девирц. Жид Поселенный подал ремни, Терентьева связала мальчику ноги под коленями, но получилось очень слабо, и Поселенный сам связал ноги мальчика потуже. Потом жиды приказали Терентьевой бить мальчика по щекам, а после неё все остальные жиды тоже били красного голого ребёнка по очереди по щекам. Потом Терентьевой дали большой светлый гвоздь и приказали уколоть ребёнка сначала в висок, потом в бок. Жиды заставили то же сделать и Максимову, и Козловскую. А потом и жиды по очереди стали вонзать гвоздь в тело мальчика. Кровь из отверстий тела быстро потекла в корыто (Козловскую именно в это время Иосель отвёл к шкафу с десятью заповедями, где она и отреклась от Христа). Когда в корыто налилось уже много крови, цирюльник Орлик Девирц взял окровавленного мальчика и стал поворачивать его над корытом и сдавливать, чтобы и оставшуюся кровь выцедить в корыто. Бедный ребёнок сначала, когда жиды начали его дырявить гвоздём, сильно кричал, но потом смолк и лишь медленно двигал завязанными ногами, смотрел скорбно на собравшихся вокруг него жидов и трёх русских баб в жидовских платьях и тяжело вздыхал. Потом он молча испустил дух.
Терентьева развязала мёртвому мальчику ноги, подняла его над корытом, подождала пока стечёт кровь, а затем стала держать труп над другим корытом, которое стояло на полу. Иосель в это время лил на труп воду из бутылок, которые принесла ему Козловская, а Максимова мыла труп. Когда труп вымыли, на нём стали хорошо видны круглые ранки от гвоздя величиной с горошину (медицинская экспертиза подтвердила это). Потом русские бабы вытерли труп, одели и обули его и снова положили на стол. Иосель подвёл баб к шкафу с жидовскими книгами и сказал: «так как вы приняли еврейскую веру, то должны теперь по ней дать клятву», что бабы послушно и сделали. Потом Иосель какое-то время что-то читал по-жидовски из одной толстой книги.
Потом жиды достали украденный Терентьевой из Ильинской церкви антиминс (изображение на материи погребения Иисуса Христа – необходимый предмет для совершения причастия) и стали плевать на него, топтать ногами и говорить всякие скверные слова (священник Ильинской церкви подтвердил факт кражи антиминса).
Между тем уже начинало светать. Терентьева с Максимовой побоялись нести труп к реке: утром там бывает иногда народ, и потому понесли труп в лес, на болото у Гутурова Крижа, где труп и был найден.
А после того как русские бабы с трупом ушли, Иосель наполнил кровью одну бутылку и велел Козловской отнести её Славке Берлин. Остальную кровь он оставил в корыте на столе в жидовской школе. А сам сел в бричку с другим жидом, и они поехали проверить, успешно ли бабы сделали порученное им дело. Когда Терентьева и Максимова возвращались с болота, они и встретили эту жидовскую бричку. Они видели, как Иосель вылез из брички, посмотрел туда, где лежал труп, а затем довольные жиды быстро умчались назад в город (семь свидетельниц показали под присягой, что видели, как бричка проскакала к лесу, а потом обратно в город, а одна свидетельница уверенно утверждала, что в бричке сидел приказчик Шмерки Берлина Иосель с каким-то другим жидом).
Когда бабы вернулись в дом Берлиных, довольная Мирка снова напоила их вином, а Славка дала денег и внушала им, что если они напьются и поссорятся, ни в коем случае они не должны проговориться о том, что видели и делали. «Евреи всё равно отопрутся, — внушала им Славка, — а вы одни будете виноваты». Потом обе русские бабы сняли с себя жидовские платья и пошли домой.
Вечером Фрадка, жена цирюльника Орлика, напоив Терентьеву, одела её снова в жидовское платье и повела в жидовскую школу. Там толпились и о чём-то говорили все те же жиды. Была там и Козловская. «Корыто с кровью стояло ещё на столе, рядом две пустые бутылки, в которых накануне приносили воду для обмывания трупа. Тут же лежал свёрсток холста». Потом Ханка с Максимовой принесли ещё бутылку, чарку и воронку. Тереньева размешивала кровь лопаточкой, а Иосель разливал кровь чаркой через воронку в бутылки и в небольшой, сбитый обручами, бочонок, который ему подал Орлик. В остатке крови жиды намочили аршина два (это почти полтора метра) холста и велели Терентьевой выкрутить его, расправить и проветрить. Потом Иосель разрезал его на мелкие лоскуты, а Орлик макал гвоздь в остаток крови, капал на каждый лоскуток и размазывал на нём кровь. Потом каждому жиду и русским бабам дали по одному кровавому лоскутку.
Потом все разделились и пошли по домам. Максимова взяла одну бутылку с кровью и пошла за Цетлиными. Козловская понесла бутылку с кровью в дом Берлиных. А Терентьева с бочонком крови пошла за цирюльником Орликом – «в дом с зеленой крышей».
Максимова потом всё же отдала свой лоскуток Ханке, Козловская потеряла свой лоскуток, а Терентьева призналась следователю, что кровавый лоскуток, который ей дали жиды, хранится у неё в «китайчатом кармане», который она перед арестом передала на сохранение, вместе с другими вещами, солдатке Ивановой. «Следователи немедленно отправились туда, и нашли в указанном месте треугольный лоскут холста, красноватый, и признанный всеми тремя раскаявшимися бабами за тот самый, о котором они говорили».
В доме Берлиных и в жидовской школе (молельне), куда привели этих трёх баб, они порознь показали что, где и как происходило в ту жуткую ночь, когда жиды закололи христианского мальчика для жидовского Бога. Их показания вполне согласовывались друг с другом и с показаниями других свидетелей. Бабы, вспоминая ту ночь, впали в тяжёлое нервное состояние, плакали и едва могли говорить.
«Фрадка сказала Терентьевой, что кровавым лоскутом жиды протирают глаза новорождённым, а кровь кладут в мацу (опресноки)… На другой год после того сама Терентьева пекла с Фрадкой и другими жидовками мацу с этой кровью. Максимова подробно описала, как делала то же у Ханки, размочив засохшую в бутылке кровь и смешав её с шафрановым настоем. Ханка также положила немного крови в мёд, который все и пили. Козловская говорила, что то же делали у Берлиных: вытряхнули из бутылки сухую кровь, растёрли и высыпали в шафрановый настой, который потом вылили в тесто».
Следователей, конечно, весьма интересовал и вопрос, возили ли жиды и русские бабы куда-нибудь кровь из Велижа. Терентьева призналась, что возила кровь в Витебск. «Жиды использовали её как подставную преступницу, навязав ей в руки бочонок с кровью, чтобы в случае беды отречься от него и оставить её одну виноватою». Максимова также призналась, что возила кровь. Генерал-майор Шкурин, взяв с собой Терентьеву и Максимову для проверки их показаний, поехал в Витебск. «Максимова указала в Витебске дом, куда привозила кровь с Мовшей Беленицким, и узнала хозяина. Терентьева не смогла в первый день опознать место, куда она привозила кровь, просила дать ей время, а на другой день объявила, что далеко и искать нечего. Следственная комиссия остановилась в том самом доме и даже в той же самой комнате, куда Терентьева в 1823 году привозила кров». И Терентьева это убедительно доказала. Она показала скрытый в стене камин, где тогда жиды сожгли бочонок, после того как вылили из него всю кровь в бутылки. Описала она и расположение комнат в доме, хотя «провела ночь под караулом и никуда не выходила, сказала, что тут должна быть ещё и другая дверь, ведущая прямо на кухню, и это было правда». Она узнала всех хозяев-жидов, которых описала ещё раньше в Велиже: Мовшу и его жену Зелику, мать его Ривку, Арона и жену его Рису. Имена Ривка в 1823 году приняла у неё бочонок с кровью. «Прочих домов в Витебске, где её угощали жиды, она не могла припомнить».
Кроме этих трёх баб дали важные показания и другие свидетели. Меланья Желнова, дочь Максимовой, рассказала следователю, что когда пришла к матери на Святой в дом Цетлиных, жидовка Раиса, служившая в этом доме, послала её в каморку, где стоял раньше сундук с провизией. Но на этот раз она увидела в сундуке спящего мальчика в белой рубашке или накрытого чем-то белым. Меланья показала, что видела мальчика и в спальне Цетлиных. Мещанка Дарья Косачевская рассказала, что в первый день Святой, когда она ходила за пивом, то видела, как Ханка Цетлин вела за руку к своему дому маленького мальчика. Мальчик был одет в такую же одежду, как и пропавший сын солдата Емельяна Иванова.
Работница жидов Аронсоновых, Марья Ковалёва, долго запиралась, но, наконец, созналась, рассказала все подробности, «но потом, испугавшись этого, протосковав и проплакав несколько времени и сказав, что сама себя погубила, что ей нигде житья не будет, удавилась».
Дополнили картину и показания нищенки и «предсказательницы» Ани Еремеевой. Она рассказала, что в Великий Пост зашла в сени в доме Берлиных попросить милостыню и услышала, как Терентьева громко обещала хозяйке «достать» что-то очень важное. «Как я дала клятву служить верно, — говорила Терентьева, — то и уверяю, что в первый день праздника достану». Еремеева тотчас поняла о чём разговор и сильно испугалась, тем более, что в то же время вышли в сени три жида, взглянули на неё и друг на друга и стали допрашивать, кто она. Весь день она всё думала о том, что слышала, и вечером опять подкралась к дому Берлиных и притаилась в сенях у дверей. Жидов, по-видимому, на этой половине дома не было, были только Терентьева и Максимова, она прислушалась, о чём они говорили. Максимова сказал: «Наши жиды хотели заманить девочку, которая утром приходила, но я им отсоветовала, опасно». Терентьева ответила: «Я и сама видела, что они на неё острили зубы, но точно, опасно. Я обещала достать, так уж достану из солдатской слободы, пусть обождут: надо делать с толком, чтобы концы схоронить, как мы с тобой Авдотьюшка, и прежде действовали» (Терентьева и Максимова сознались, что и раньше по приказу жидов похищали христианских детей).
«Еремеева испугалась, потихоньку ушла, хотела на другой день бродить близ дома Берлиных, чтобы подсматривать, но заболела, едва дотащилась до деревни Сентюры, где мещанин Пестун, человек весьма набожный, призрел её и взял в дом. Она всё ещё боялась жидов и опасалась сказать, что видела и слышала, а потому, когда впоследствии действительно пропал ребенок в Велиже, и мать его пришла к ней за предсказаниями, то она, Еремеева, сказала ей, что видела сон, в котором ей явился архангел Михаил. А мальчик сидел в цветах, на него шипели змеи, то есть Терентьева, пояснила Еремеева. Архангел же сказал ей, что младенцу суждено быть страдальцем от жидов за христианство. Далее она описала по приметам дом Берлиных и прибавила, что если не успеют спасти мальчика, то он погибнет».
Нашлись и свидетели, которые рассказали, что у Берлиных «в ту ночь» горел огонь и что у Берлиных и у их соседа жида Нахимовского были в ту и следующую ночь во дворе «караульные жиды», хотя ни до того, ни после того охраны не было.
Работница жидов Аронсоновых, Марья Ковалёва, долго запиралась, но, наконец, созналась, рассказала все подробности, «но потом, испугавшись этого, протосковав и проплакав несколько времени и сказав, что сама себя погубила, что ей нигде житья не будет, удавилась».
Дополнили картину и показания нищенки и «предсказательницы» Ани Еремеевой. Она рассказала, что в Великий Пост зашла в сени в доме Берлиных попросить милостыню и услышала, как Терентьева громко обещала хозяйке «достать» что-то очень важное. «Как я дала клятву служить верно, — говорила Терентьева, — то и уверяю, что в первый день праздника достану». Еремеева тотчас поняла о чём разговор и сильно испугалась, тем более, что в то же время вышли в сени три жида, взглянули на неё и друг на друга и стали допрашивать, кто она. Весь день она всё думала о том, что слышала, и вечером опять подкралась к дому Берлиных и притаилась в сенях у дверей. Жидов, по-видимому, на этой половине дома не было, были только Терентьева и Максимова, она прислушалась, о чём они говорили. Максимова сказал: «Наши жиды хотели заманить девочку, которая утром приходила, но я им отсоветовала, опасно». Терентьева ответила: «Я и сама видела, что они на неё острили зубы, но точно, опасно. Я обещала достать, так уж достану из солдатской слободы, пусть обождут: надо делать с толком, чтобы концы схоронить, как мы с тобой Авдотьюшка, и прежде действовали» (Терентьева и Максимова сознались, что и раньше по приказу жидов похищали христианских детей).
«Еремеева испугалась, потихоньку ушла, хотела на другой день бродить близ дома Берлиных, чтобы подсматривать, но заболела, едва дотащилась до деревни Сентюры, где мещанин Пестун, человек весьма набожный, призрел её и взял в дом. Она всё ещё боялась жидов и опасалась сказать, что видела и слышала, а потому, когда впоследствии действительно пропал ребенок в Велиже, и мать его пришла к ней за предсказаниями, то она, Еремеева, сказала ей, что видела сон, в котором ей явился архангел Михаил. А мальчик сидел в цветах, на него шипели змеи, то есть Терентьева, пояснила Еремеева. Архангел же сказал ей, что младенцу суждено быть страдальцем от жидов за христианство. Далее она описала по приметам дом Берлиных и прибавила, что если не успеют спасти мальчика, то он погибнет».
Нашлись и свидетели, которые рассказали, что у Берлиных «в ту ночь» горел огонь и что у Берлиных и у их соседа жида Нахимовского были в ту и следующую ночь во дворе «караульные жиды», хотя ни до того, ни после того охраны не было.
Следственная комиссия за участие в ритуальном убийстве христианского мальчика Феди Иванова арестовала около 50 жидов. Но жидов, которые знали о кровавом жертвоприношении и которые в свою Пасху в 1823 году ели опресноки с кровью этого мальчика, вероятно, было во много раз больше.
Как же вели себя обвиняемые жиды? Да так, как всегда. Запирались и врали, собирали деньги на подкуп нужных лиц, писали доносы, запугивали свидетелей, всячески тянули следствие, пытались бежать, притворялись сумасшедшими и т. д. «Жиды, — писал Даль, — ничем не могли опровергнуть обвинения, как только голословным запирательством, упорным, злобным молчанием, криком, неистовой бранью, или же, приходя в себя, рассуждениями, что этого быть не могло: на что жидам кровь? Этому даже верить запрещено повелениями разных королей, а также государя императора Александра Первого… Комиссия постоянно при каждом допросе записывала в журналах, что допрашиваемый показал крайнее смущение, страх, дрожал, вздыхал, путался и заговаривался, отменял показания, не хотел их подписывать, уверял, что болен и не помнит сам, что говорит. Многие выходили из себя, после самой низкой брани бросались в ярости на доказчиц, кричали на членов Комиссии, бранили их скверными словами, бросалисьна пол, кричали караул, тогда как никто их не трогал и проч.»
Хаим Ч
Как же вели себя обвиняемые жиды? Да так, как всегда. Запирались и врали, собирали деньги на подкуп нужных лиц, писали доносы, запугивали свидетелей, всячески тянули следствие, пытались бежать, притворялись сумасшедшими и т. д. «Жиды, — писал Даль, — ничем не могли опровергнуть обвинения, как только голословным запирательством, упорным, злобным молчанием, криком, неистовой бранью, или же, приходя в себя, рассуждениями, что этого быть не могло: на что жидам кровь? Этому даже верить запрещено повелениями разных королей, а также государя императора Александра Первого… Комиссия постоянно при каждом допросе записывала в журналах, что допрашиваемый показал крайнее смущение, страх, дрожал, вздыхал, путался и заговаривался, отменял показания, не хотел их подписывать, уверял, что болен и не помнит сам, что говорит. Многие выходили из себя, после самой низкой брани бросались в ярости на доказчиц, кричали на членов Комиссии, бранили их скверными словами, бросалисьна пол, кричали караул, тогда как никто их не трогал и проч.»
Хаим Ч
ВЫВОДЫ ДАЛЯ:
«Рассмотрев весь этот ряд ужасных случаев и возмущающих душу происшествий, частью доказанных исторически и юридически, — обвинение жидов в мученическом умерщвлении к Пасхе христианских младенцев невозможно считать призраком и суеверием, а должно убедиться, что обвинение это основательно. Как равно и общее мнение об употреблении ими крови сих мучеников для каких-то таинственных чар». Вот за этот вывод жиды до сих пор и ненавидят Даля.
«Есть обстоятельство, — писал Даль, — неоспоримое и очевидное, на которое при исследованиях об этом предмете никто не обратил доселе внимания, между тем как оно должно служить разительным убеждением для всех сомневающихся. Никто, конечно, не будет оспаривать, что в странах, где евреи терпимы, время от времени находимы были трупы младенцев всегда в одном и том же искажённом виде или, по крайней мере, с подобными знаками насилия и смерти». Даль особо обращает внимание и на то, что в жертву своему Богу жиды приносили постоянно именно христианских детей. И это, действительно, так. Ни одного случая, когда в жертву принесли жидовского ребёнка в истории Европы, конечно, не было. А ведь если бы действовали какие-нибудь сексуальные маньяки-педофилы, то они наверняка не делали бы никаких различий между христианскими и жидовскими детьми.
«Тут не одно убийство, а преднамеренное мучительное истязание невинного младенца и, следовательно, или наслаждение этими муками, или особенная цель, с ними соединённая. Христиане-католики праздновали, вспоминая, Иисуса Христа в лицах, предавая поруганию Иуду. В России был толк раскольников, называемых детогубцами, они убивали незаконнорожденных детей, сушили и обращали в порошок вынутое из них сердце и употребляли его на чары для привлечения своих последователей». На праздниках Пурим и Пейсх жиды нанимают на день или на несколько дней гоя и плюют в него, и бью его. «Так, например, жители Харькова помнят еще водовоза, который исчезал ежегодно на три дня во время Страстной недели и внезапно оставлял тех, кого обслуживал, без воды. Он постоянно нанимался в это время к жидам представлять Спасителя и дозволял за хорошую плату связать себе руки, а потом бить по щекам, оплёвывать, кричать на себя, бранить и ругаться над собою сколько угодно. Можно ли после этого сомневаться, что фанатичные евреи готовы были сделать ещё один шаг далее и доиграть комедию эту до конца, если бы это не было опасно». А поскольку это было всё же опасно, массовых закланий христианских детей ко дню Пасхи жиды каждый год всё же не устраивают. Но наиболее фанатичная часть набожных жидов полностью отказаться от замучивания христианских детей и добывании из них крови всё же не может. Отрицать это, – значит, закрывать глаза и уши и пребывать в полном невежестве.
«Откуда же эти одинаковым образом и умышленно искаженные трупы невинных ребят? Почему находят их только там, где есть жиды? Почему всегда дети христианские? И, наконец, почему случаи эти почти всегда бывали исключительно во время или около самой Пасхи? «На эти вопросы, полагающие себя «просвещёнными» либералы, конечно, ничего не могли ответить.
Жиды утверждают часто: «подобные злодейства совершают сами христиане для оклеветания нас, бедных евреев». Даль справедливо полагал, что этот глумливый жидовский «аргумент» ни один честно мыслящий человек принять всерьёз не может. Ведь в большинстве случаев жиды всё рано легко уходили от наказания. Зачем же христианам напрасно проливать кровь христианских детей? А ненавистникам жидов, которые не трусы и способны на решительные действия, проще и безопаснее физически уничтожать самих жидов, а не отягощать свою совесть замучиванием христианских детей. Ненавистник жидов замучивать христианских детей никогда не будет. Да и не знали и не знают ненавистники жидов специальных жидовских способов закалывания христианских детей и добывания из них крови. У них не было и нет тайных жидовских книг о ритуальных убийствах, по которым можно научиться. Такие книги есть только у «посвящённых» жидов. Да и какой гвалт на всю планету подняли бы жиды, если бы в их руки попал бы хоть один факт, когда христиане замучили христианского ребёнка, чтобы свалить убийство на жидов и вызвать погром.
Заслуга Даля перед русским народом и в том, что он дерзнул выразить своё презрение к «нашему просвещённому веку» и к «нашим просвещённым деятелям от политики и литературы». Полагая себя «сильно просвещёнными» они самоуверенно и с «благородным негодованием» отвергают обвинения против жидов в заклании христианских детей жидовскому Богу и добывании из них крови. Это унизительно, утверждают они, верить в такие «бабьи сказки, предрассудки и суеверия». «Надо перестать клеветать на бедных евреев». Такие деятели, полагая себя «сильно просвещёнными и передовыми», на самом деле пребывают в самом дремучем невежестве, совсем не знают историю Европы, боятся и ленятся узнать правду, ничего не понимают и не желают понимать в русско-жидовских противоречиях и фактически по дурости, невежеству и продажности предавали и предают русский народ. И Владимир Даль открыто причисляет их к предателям России и русского народа. Ибо они «отдают в жертву (жидам) своих единоверцев, потворствуя бессознательно какому-то чудовищному исчадию фанатизма». И Владимир Даль призывает правительство России к истинному просвещению, то есть к пониманию реальной ситуации, к бдительности и отпору жидам и жидовствующим либералам-мракобесам. И он предупреждает, что заклание русских детей жидовскому Богу будет и впредь продолжаться, если не будут приняты суровые карательные меры против жидов-кровососов. «Польша и западные губернии, служащие со времени средних веков убежищем закоренелого и невежественного жидовства предоставляют и поныне самое большое число примеров подобного изуверства, особенно губерния Витебская, где секта хасидов значительно распространилась», — так заканчивает Даль свою книгу.
