 |
| Чуковский с женой и детьми 1903г. |
Удивительный человек с интересной судьбой. К своему стыду, я свято верил, что Корней — это настоящее имя писателя.
1) Корней Чуковский — это псевдоним. Настоящее имя (по имеющимся документам) самого издаваемого в России детского писателя — Николай Васильевич Корнейчуков. Он родился в 1882 году в Одессе вне брака, был записан под фамилией матери и первую же статью в 1901 году напечатал под псевдонимом Корней Чуковский.
2) Корней Иванович, незаконорожденный сын прачки, «вырос» из мещанского сословия и стал известным писателем исключительно благодаря своему усердию, огромной работоспособности и любви к учебе: его официальное образование — неоконченная гимназия.
3) Оксфордский почетный доктор литературы, Чуковский учил английский по самоучителю. Во время первой же его поездки в Англию в 1903-м оказалось, что ни он не понимает обращенной к нему устной речи, ни его не понимают. Проведя некоторое время в Лондоне, он начал говорить сам и воспринимать сказанное, однако до конца жизни сохранял сильный акцент.
4) Главной страстью Корнея Ивановича всю жизнь была литература. Он ее любил и изучал, он хлопотал за литераторов, помогал им, анализировал все, что писалось современниками, то есть служил литературе в самом высоком смысле этого слова. Приехав из Одессы в Москву, он именно этой своей страстностью, восторгом и преданностью делу расположил к себе московских литераторов того времени — Тэффи, Сологуба, Леонида Андреева.
5) Корней Иванович начинал как журналист и рецензент. В первые десятилетия ХХ века он был одним из самых влиятельных литературных критиков России и общался со многими писателями: Маяковским, А. Толстым, Куприным, Сергеевым-Ценским, Блоком, Замятиным, Сашей Черным, Мережковским и Гиппиус, Ходасевичем, Розановым, Гумилевым, Ахматовой, Горьким, Зощенко, Тыняновым, позднее — со Шварцем, Пастернаком, Кассилем, Катаевым, Пантелеевым, Маршаком. Одна из самых пронзительных его дневниковых записей — о смерти Блока, о которой он узнал в деревне под Порховом, где хлопотал об устройстве летнего дома для писателей: «Каждый дом, кривой, серый, говорил: “А Блока нету. И не надо Блока. Мне и без Блока отлично. Я и знать не хочу, что за Блок”. И чувствовалось, что все эти сволочные дома и в самом деле сожрали его, — т. е. не как фраза чувствовалась, а на самом деле сожрали: я увидел светлого, загорелого, прекрасного, а его давят домишки, где вши, клопы, огурцы, самогонка — и порховская самогонная скука. Когда я выехал в поле, я не плакал о Блоке, но просто — все вокруг плакало о нем. И даже не о нем, а обо мне. “Вот едет старик, мертвый, задушенный — без ничего”. Я думал о детях — и они показались мне скукой. Думал о литературе — и понял, что в литературе я ничто, фальшивый фигляр — не умеющий по-настоящему и слова сказать. Как будто с Блоком ушло какое-то очарование, какая-то подслащенная ложь — и все скелеты наружу».
