Библиография как биография - Александр Гельевич Дугин

            5 марта 2010

Итальянский консервативный философ Юлиус Эвола в своей книге «Путь киновари» высказался таким образом: «Моя биография — моя библиография». Это целиком справедливо в случае Александра Дугина, чей интеллектуальный портрет легко выстроить на основе анализа его произведений.

Александр Гельевич Дугин (род. 1962) — современный русский философ-традиционалист, политолог, социолог, публицист. Церковно-общественный и политический деятель. Профессор социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, руководитель факультетского Центра консервативных исследований. Лидер Международного «Евразийского движения» (МЕД). Ректор Нового университета. Православный (единоверец — старообрядческое согласие, приемлющее священство Московского Патриархата). Стоял у истоков НБП (вместе с Э. В. Лимоновым и Е. Летовым). Основатель неоевразийства.
Автор таких книг, как «Пути Абсолюта» (М., 1990), «Конспирология» (М., 1992; 2005), «Гиперборейская теория» (М., 1993), «Консервативная Революция» (М., 1994), «Тамплиеры Пролетариата» (М., 1996), «Мистерии Евразии» (М., 1996), «Метафизика Благой Вести» (М., 1996), «Основы Геополитики» (М., 1997; 2001), «Абсолютная Родина» (М., 1999), «Наш Путь» (М., 1999), «Евразийский путь» (М., 2002), «Русская Вещь» (М. 2001), «Эволюция парадигмальных оснований науки» (М., 2002), «Философия Традиционализма» (М., 2002), «Основы Евразийства» (М., 2002), «Проект “Евразия”» (М., 2004), «Евразийская миссия Нурсултана Назарбаева» (М., 2004), «Философия Политики» (М., 2004), «Философия войны» (М., 2004), «Поп-культура и знаки времени» (СПб., 2005), «Четвертая политическая теория» (СПб., 2009) и др.

Причём не столь важно, чему конкретно посвящено каждое из них — идеям традиционализма, религиоведения, политологии, философии науки, культурологии или геополитики. Разнообразие рассматриваемых объектов и дисциплин лишь подчёркивает единство метода, который является осью всей философии данного автора. Последовательность написанных и опубликованных книг позволяет распознать внутренний план жизненного философствования, вычленить в нём движение от поглощённости созерцанием метафизических принципов ко всё более частным и прикладным аспектам, вплоть до анализа текущей политики и современной поп-культуры. Это не этапы философского созревания, но, напротив, траектория движения от общего к частному, от фундаментального к прикладному. Конечно, исследование каждого отдельного объекта аффектирует в определённой степени изначальную метафизическую картину. Но эта аффектация лишь корректирует её детали. И всякий раз укрепляет и усиливает базовый метафизический фундаментал, лежащий в основе всей философии. Удобнее описать комплекс идей Александра Дугина в хронологической последовательности, постоянно имея в виду, что хронология в данном случае является выражением планомерного перемещения философского внимания от онтологического центра к феноменологической периферии.Неизданное-1: поэзия против поэзии

Первые философские тексты Дугина написаны в начале 1980-х годов — в 1983—1985-м. Большинство этих работ не только не были напечатаны, но и не сохранились в рукописном виде. Однако идеи, в них выраженные, получили развитие в дальнейших книгах и статьях.
Началось всё со статьи «Поэзия против поэзии» (1983). В ней утверждалась фундаментальная оппозиция двух типов поэтического творчества — солярного и лунарного. Солнечная поэзия, по мысли Дугина, представляет собой особое метафизическое явление, «кусок онтологии», похищенный из сферы объективных небесных идей, откуда логически вытекает теургический и инициатический характер поэтического творчества. Лунарная поэзия — это влечение имманентной души к созерцанию тех же небесных идей. Но это созерцание остаётся внешним и гадательным. «Лунный» поэт не способен оторваться от земли даже в пик своего высшего экстаза. Тогда как «солнечный» поэт вынужден, напротив, постоянно цепляться за земные вещи, чтобы энергия небес не утащила бы его обратно к истокам онтологической инспирации. Дугин иллюстрирует эту пару образом двух деревьев: одно из них уходит корнями в землю; другое — в небо, но кроны их переплетены.
Мы понимаем поэзию как нечто единое, поскольку наш взгляд прикован именно к кроне, а фундаментальный дуализм между «лунными» и «солнечными» корнями поэтических вдохновений нам удаётся схватить только в особом метафизическом настрое, через воспалённый поиск предельной ультимативной истины. Парой, типологизирующей «лунного» и «солнечного» поэтов, избраны Артюр Рембо и Поль Верлен, исторически связанные узами гомоэротической дружбы. Рембо, по Дугину, — чистое воплощение солярного поэтического безумия, существо совершенно не от мира сего, открывающее в возвышенном логичном и абсурдном бездну солнечного бытия заведомо превышающего оппозиции смыслы и противоречия дольнего мира. Верлен же есть высшая тоска теллурических сил, отражающих движение чистых идей, облекающих и свой порыв в пронзительную ностальгию. В стиле «il pleure dans mon coeur» или в вакхическом смятении «dancons la jigue».

Неизданное-2: онтология сверхчеловека
Следующей программной статьёй была статья «Сверхчеловек». В ней Дугин отталкивался от такого определения Ницше сверхчеловека: «Сверхчеловек есть победитель Бога и Ничто». Ницшеанская «победа над Богом» толковалась ранним Дугиным не как атеистическое устранение религиозной догматики, но как обнаружение дезонтологизации концепции Бога в западноевропейской позднепротестантской среде, в которой творил Ницше. Таким образом «победу над Богом» Дугин расшифровывал в методологии французского традиционалиста Р. Генона и историка религий Мирчи Элиаде, которые учили о десакрализации как основном феномене западной цивилизации в эпоху Нового времени. Сверхчеловек Ницше, побеждающий «Бога», является тем, кто осознал сущность процесса десакрализации и нашёл в себе мужество смотреть этому страшному явлению прямо в глаза, не строя иллюзий и не выдавая то, чего нет, за то, что есть. «Смерть Бога» (как удаление сакрального) превращает мир в ничто, лишает его онтологического основания. Мир, созданный Богом, не способен пережить «смерть» (сокрытие) его создателя. И он обнаруживает немедленно свою нигилистическую сущность. Ницше называл это «европейским нигилизмом». Самое главное философское событие в метафизической программе раннего Дугина заключается именно в победе над ничто, которое и отличает философа-традиционалиста, философа «консервативного революционера» от самих нигилистов и которые, собственно, активно способствовали «смерти Бога».
Здесь Дугин закладывает основы всей своей философской программы. Он строит свою философию сверхчеловека или «сверхфилософию», которая и будет заключаться в преодолении ничто современного мира, обнажившегося после удаления из него сакральной подосновы. В статье «Сверхчеловек» отмечена и ещё одна важнейшая составляющая мысли Дугина: догадка о намеренном удалении сакрального, необходимого для обнаружения какой-то высшей трансцендентной инстанции, которая способна обнаружить своё присутствие не в эпохи полноты бытия и торжества сакральности, но в момент предельной нищеты и онтологической катастрофы. В этом мотиве очевидно влияние современного философа Гейдара Джахидовича Джемаля, учившего (в частности, в своей книге «Ориентация — Север» и в частных беседах с А. Дугиным в начале 1980_х годов) об особом метафизическом значении конца времён, превышающем по своей фундаментальности эпоху «золотого века». «Сверхчеловек», осмысленный таким образом, является носителем и воплощением именно этой неочевидной метафизики, которая становится возможной только в момент тотального кризиса бытия, в «последние времена», когда завершается весь деструктивный процесс десакрализации — когда логика «европейского нигилизма» достигает своей последней черты.

Неизданное-3: радикальный субъект и эсхатологический радикализм
Более подробно эта тема развита Дугиным в другом раннем произведении «Тамплиеры Иного», сохранившемся в рукописи. Эта книга в 500 машинописных страниц написана в 1986–1988 годах. Автор считает изложенные в ней метафизические идеи слишком радикальными и выпадающими из контекста и пока воздерживается и от её переработки, и от её публикации. «Тамплиеры Иного» представляют собой развёрнутое изложение тех же идей, которые сконцентрированно наличествовали в статье «Сверхчеловек». Дугин в этой работе предлагает систематически сформировать корпус «новой метафизики», которая строится на трёх фундаментальных концепциях — «радикальный субъект», «постсакральная воля» и «невозможная реальность». Смысл «новой метафизики» заключается в парадоксальном переосмыслении процесса десакрализации и дезонтологизации, которые составляют суть процессов «модерна» (и «постмодерна») в глазах представителей школы традиционализма. Полностью оставаясь на позициях традиционалистов и соглашаясь с ними в качественной оценке феномена десакрализации, Дугин вместе с тем пытается расшифровать смысл, телеологию этого процесса. Не просто осознать «современность» как деградацию и расширение «зла», но зафиксировать ускользающий вопрос: «Зачем происходит то, что происходит?» И так как никакого сомнения во всевластии Абсолюта или метафизического дуализма здесь нет по определению, всё сводится к разгадке Божественного послания, заключённого в процессе добровольного «сокрытия» Божества, волевой и сознательной «смерти Бога» (удаления сакрального). Дугин предлагает следующую схему. Божественное присутствие покидает бытие. Современный мир есть результат этого фундаментального явления. Мир «расколдован», сакральное измерение исчезло. И мы имеем дело с этой стихией смешения и извращения, с тотальным нигилизмом. Сакральное и его носители исчезают из мира, и небесные энергии, составлявшие суть мира Традиции, перестают оживлять и оплодотворять человечество и земную среду. Люди, лишённые связей с небесным планом, превращаются в «недолюдей», становятся «скорлупами». Но в этой ситуации «онтологической зимы» остаются особые избранные существа, которые чётко дифференцируют себя со стремительно остывающей средой, бросают вызов нигилистическим тенденциям, испытывают глубинные метафизические судороги от контакта с «расколдованным» миром. Дугин полагает, что этот особый тип личностей может представлять собой либо остаточное сакральное, которое ещё не выветрилось окончательно (и тогда большого метафизического значения это не имеет), либо зародыш того парадоксального явления, которое может обнаружиться только в момент наивысшего кризиса бытия, в предельной точке «полуночи». Этот второй случай и есть «радикальный субъект» (он же «сверхчеловек», как «победитель Бога и Ничто»). Радикальный субъект есть особая метафизическая категория, которая проявляется только тогда, когда сакральное окончательно исчезает из мира, и нигилизм начинает доминировать повсюду. Не раньше. Дугин описывает феноменологию «радикального субъекта» как неспровоцированную внутреннюю трансцендентность, как проявление особого существа, отличного от сакрального тем, что оно способно существовать тогда, когда самого сакрального нет. Но при этом оно не менее фундаментально отличается и от нигилистической стихии современности. Загадочный и трудный для понимания «радикальный субъект» пробуждает сам себя с помощью другой категории — «постсакральной воли». Это явление также парадоксально, так как описывает действенную и активную реальность, возникающую в эпицентре онтологического кризиса, но направленную не на возврат к нормальным сакральным пропорциям, а перпендикулярно им, хотя и против «онтологического ада» конца времён. С помощью «постсакральной воли» «радикальный субъект» заявляет о своём существовании и порождает третье явление — «невозможную реальность». Это состояние реализации того, что отсутствует в мире метафизических возможностей, но тем не менее — вопреки логике структуры Всевозможности (в терминологии Р. Генона) — заявляет о себе как о безальтернативной стихии. Этот комплекс парадоксальных идей «новой метафизики» оперирует со столь неясными реальностями, относимыми конвенциональными метафизическими и теологическими системами к периферии или вообще к запретным темам, что их описание требует скорее не ясных логических конструкций, но интуитивных ассоциаций и метафизических образов. Книга «Тамплиеры Иного» дают развёрнутую панораму «новой метафизики». Делается попытка описать «невозможную реальность», циклически возвращаясь к тому, в каких условиях и в каком контексте она реализуется. Изложенные по ходу дела теории о смысле исторического процесса воспроизводят в общих чертах классический традиционалистский дискурс в духе Юлиуса Эволы («Восстание против современного мира», «Йога могущества», «Оседлать тигра», «Герметическая традиция» и т. д.) и Рене Генона («Царство количества и знаки времени», «Царь мира», «Восток и Запад», «Кризис современного мира», «Символизм Креста» и т. д.), с некоторыми авторскими добавлениями. Преемственность классической логике традиционалистов (Ю. Эвола) ответственна за толкование смысла политических процессов, в частности за категорическое отвержение коммунистических идей и приравнивание «советского строя» к самой продвинутой форме десакрализации и вырождения (даже в сравнении с либерал-капитализмом). Эта установка на эволаистский и геноновский тезис о том, что пролетарская революция есть приход к власти «четвёртой касты» — «шудр» — и последняя стадия процесса переворачивания нормальных пропорций и десакрализации, послужила одним из главных оснований, чтобы данную книгу не печатать, когда для этого представилась возможность. Так как Дугин в начале 1990-х фундаментально пересмотрел классическое для традиционалистов и целиком негативное отношение к советской системе.

Введение в традиционализм: «Пути Абсолюта», переводы Генона и Эволы
Неизданная книга «Тамплиеры Иного» представляла собой развёрнутый комментарий на статью «Сверхчеловек», её толкование. Но результат был тем не менее чрезвычайно далёк от интеллектуальных возможностей философской среды эпохи перестройки. И Дугин принимает решение предварительно познакомить публику с общим контекстом традиционалистских идей, без которых концепции «новой метафизики» не могли быть адекватно поняты. Так рождается книга «Пути Абсолюта» (1990), представляющая собой, по замыслу автора, введение к «Тамплиерам Иного». «Пути Абсолюта» воспроизводят основные положения из книг Рене Генона, основателя современного традиционализма, «Человек и его становление согласно Веданте», «Формы Традиции и космические циклы», «Великая Триада», «Инициация и духовная реализация», «Множество состояний Бытия», «Символизм Креста», «Король мира», «Царство количества и знаки времени», «Фундаментальные символы сакральной науки». Основную часть «Путей Абсолюта» занимает изложение традиционной метафизики, антропологии, инициации, символизма и циклологии. С точки зрения «новой метафизики» важным является введение особой категории «необходимость» в триаде «необходимость — возможность — действительность», тогда как концепция Генона ограничивается лишь двумя категориями «возможность — действительность». По Генону, высшей реальностью является Всевозможность (Небытие), которая сама по себе является непроявленной и поэтому «недействительной», «преддействительной». Возникающая из Всевозможности (Небытия) действительность (в форме Чистого Бытия и его последующих проявлений), по Генону, является логическим выражением одной из возможностей, заложенных в лоне Всевозможности, — а конкретно, «возможности возникновения действительности». Вопросом «зачем эта возможность появления бытия реализуется?» Генон не задаётся, его удовлетворяет метафизическое объяснение, почему всё обстоит именно так. «Почему?» даёт объяснение метафизическое осмысление пары возможность — действительность, где возможность фундаментально превосходит действительность и обладает высшей степенью реальности, будучи бесконечной и абсолютной, лишённой — в отличие от действительности — любых границ и пределов, а следовательно, и «определений» (апофатический подход — развитый также в православном богословии «Ареопагитик»). Дугин в «Путях Абсолюта» с первых строк этой книги ставит перед собой именно вопрос «Зачем?», то есть «Зачем Всевозможность, как безграничный Абсолют, исторгает из себя действительное бытие как парадоксальное первоограничение?». В этом жесте Дугин видит первый акт метафизической драмы, ведущий к лабиринтам мировой истории и, наконец, к апокалиптическим условиям «последних времён». Для объяснения этого парадокса Дугин вводит категорию метафизической Необходимости, которая является ещё более трансцендентной и изначальной, нежели Всевозможность, и она-то и выступает скрытым и тайным импульсом, побуждающим Небытие порождать Бытие. Таким образом, у Бытия (действительности) появляется не одна предшествующая матрица — возможность, а две — возможность и необходимость. Имманентно действительность проистекает из возможности, потому что это возможно. Но трансцендентно оно возникает также по необходимости, так как оно необходимо. Зачем? Затем, чтобы показать неабсолютность Всевозможности, «над» которой существует ещё одна — на сей раз — по-настоящему последняя инстанция. Такого рода ход мысли совсем не свойствен Генону и его последователям, но, напротив, отличает метафизику Гейдара Джемаля, который, развивая эту интуицию, пришёл позже к критике Генона и традиционализма, опознав близкий ему революционный метафизический настрой в теологии крайнего радикального ислама салафитской и ваххабитской направленности (развившейся из утрирования предпосылок ханбалитского мазхаба). Но развитие этой интуиции, изначально описанной Джемалем, у Дугина в «Путях Абсолюта» и в позднейших книгах существенно расходится с интеллектуальным путём мысли самого Джемаля. Спустя несколько лет Дугин найдёт в одном трактате иранского мистика Сохраварди («Рисала фи итикад аль_хокама» — «Символ веры философов») весьма сходную со своей системой метафизическую концепцию относительно «необходимого существа» — «Ваджиб аль-вуджуд». Второй важный момент, несколько отклоняющийся от классического генонизма, запечатлён в последней главе «Путей Абсолюта», посвящённой «эсхатологическому гнозису». На примере исмаилитской эсхатологии и её парадоксальной проблематики Дугин подходит вплотную к теме «радикального субъекта». Но на этой границе останавливается. Смысл «эсхатологического гнозиса» сводится к тому, что процесс десакрализации ведёт к точке кульминации, к точке «омега», в которой осуществляется дифференциация того, что в действительном было лишь возможно, а что — необходимо. Это типологизируется в эсхатологическом мифе о финальном столкновении двух фигур — в христианстве Христа (во Втором пришествии) и Антихриста, у самих исмаилитов — «ка'има» («воскресителя») и «дадджала» («лжеца»), у иудеев — «машиаха» и «народов великого смешения» («эрев рав»). «Радикальный субъект» подразумевается как концентрированное эсхатологическое воплощение «необходимости», которое сотериологически восстанавливает (излечивает) всю метафизическую иерархию, имеющую некоторую тайную ущербность на её высших уровнях — что и послужило стартом драмы проявления в телеологически заострённой метафизике. Это происходит через битву с эсхатологическим же воплощением «возможности». Во втором издании в 1998 году автор снабжает текст «Путей Абсолюта» аппаратом комментариев, которые помогают расшифровать отдельные моменты этой метафизической конструкции в терминах, близких к христианскому троическому богословию. Эсхатологическая проблематика в различных традициях позже была обобщена Дугиным в сборнике «Конец Света» (журнал «Милый Ангел», № 2–3), вышедшем под его редакцией в 1998 году.

«Радикальный субъект»
В этот период 1990–1992 годов Дугин способствует переводу и изданию на русском языке книг традиционалистов — «Языческий империализм» Ю. Эволы (перевод А. Дугина), «Кризис современного мира» Р. Генона (перевод Н. В. Мелентьевой, под общей редакцией А. Дугина), статей этих авторов. Традиционалистские тексты публикуются в журнале альманахе «Милый Ангел» (1990; 1994; 1998), журнале «Элементы» (1992–1998), издаваемых Дугиным, в широкой прессе. Так постепенно выстраивается традиционалистский контекст, необходимый для корректного осмысления «новой метафизики», которая может быть понятна лишь при учёте идей классиков традиционализма и обширного материала по истории религий.

Конспирология и рунология: маргиналии традиционализма
Параллельно внимание Дугина привлекает ряд более конкретных тем, таких как история тайных обществ и реконструкция палеоэпиграфических систем. Из этого интереса появляются книги-конспекты «Конспирология. Теория заговоров, тайные общества и оккультные факторы в истории» (1992) и «Гиперборейская теория» (написана в 1989_м, а издана в 1992 году), где даётся изложение идей и открытий немецкого специалиста по древним системам письма профессора Германа Вирта. Идеи Вирта об «изначальной протописьменности человечества», сформировавшейся на основании наблюдений за природными явлениями арктического ареала, существенно повлияли на методологию исследования символизма Дугина и стали основой его трактовки «единства традиций» и «примордиальной Традиции». Дугин вслед за Виртом полагал, что это единство, стоящее в центре всей концепции Р. Генона и его последователей, есть не метафизическое, но структурно-символическое явление. То есть это единство есть единство протоязыка. Методику реконструкции прото-рунического символизма у Вирта Дугин позже активно применял к анализу мифологических, ритуальных и символических комплексов различных традиций и религий. Тематика «тайных обществ» является классическим элементом традиционалистских систем, и их изучение вписывается в общий интерес к традиционализму. В книге «Конспирология» излагаются различные теории «параллельной истории», куда входят как экстравагантные системы оккультистов, так и теории «инициации» и «контринициации» самого Генона и его последователей. В части «Великая война континентов» в публицистической и отчасти «детективной» форме впервые в русскоязычной прессе даётся представление об основных принципах геополитики. В 2005 году «Конспирология» переиздана в расширенном виде с обширными критическими комментариями и публицистическими иллюстрациями из числа событий последнего времени.

Создание неоевразийской философии
С середины 1980-х годов Дугин начинает развивать философию неоевразийства, заинтересовавшись идеями первых евразийцев, которые во многих аспектах оказались созвучными традиционализму. Первые программные статьи по неоевразийской философии, которая впоследствии станет визитной карточкой философа, были написаны и опубликованы в 1988–1989 годах в сборниках и журналах («Континент Россия», «Советская литература», «Панорама Азербайджана» и т. д.): «Континент Россия», «Подсознание Евразии», «Россия Дева солнечная», «Империя рая — Сибирь» и т. д.
Идеи неоевразийства, сформулированные Дугиным, представляют собой развитие классических концепций русского евразийства (Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий, Н. Н. Алексеев, В. Н. Ильин, Я. А. Бромберг, Э. Хара_Даван и т. д.) в сочетании с геополитическими концепциями, тезисами Р. Генона о превосходстве цивилизаций Востока над современной цивилизацией Запада, социально-политической системой взглядов европейского течения «Консервативной Революции», применением евразийских принципов к конкретной советской и российской политической ситуации. Неоевразийство приобрело статус одной из самых развитых, разработанных и привлекательных систем политической философии в современной России, сочетая в себе традиции русского консерватизма (от славянофилов, Достоевского и Леонтьева), идеи народничества, социальной справедливости, антибуржуазной и антикапиталистической критики «Новых левых», авангардный цивилизационный проект, отрицающий однополярный мир и предлагающий альтернативную модель мироустройства, на основании многополярной концепции «больших пространств». По мере исчезновения инерциально коммунистических представлений и краха либерально-демократических реформ неоевразийская философия стала выдвигаться как единственная продуманная и систематизированная модель развития российской государственности. В эпоху 1980–1990-х годов, когда существовало повальное увлечение либеральными теориями Запада, это направление имело остро оппозиционный характер и находилось на периферии общественного и научного внимания. Но со второй половины 1990-х влияние неоевразийства стало неуклонно расти. Сборник первых текстов Дугина по неоевразийству вышел на испанском языке в 1989 году в монографии Rusia. Misterio de Eurasia и на итальянском языке в 1990 году в монографии Continente Russia. На русском языке эта монография в расширенном виде появилась лишь несколькими годами позже в монографии «Мистерии Евразии» в 1996 году. Развитие неоевразийских концепций отразилось во множестве статей и выступлений Дугина в течение всех 1990-х годов. Систематизированное изложение этих идей появилось в 1998-м в монографии «Наш путь», позже, в 2002 году, в евразийской антологии под редакцией Дугина «Основы Евразийства», в авторской брошюре «Евразийский путь как национальная идея» и в самом полном издании «Проект “Евразия”» (2004), где собраны все основные доктринальные и программные материалы и манифесты неоевразийства.
С 1995 года под редакцией Дугина и с авторскими предисловиями издательством «Аграф» выпущена серия базовых текстов классических евразийцев — П. Н. Савицкий («Континент Евразия»), Н. С. Трубецкой («Наследие Чингизхана»), Н. Н. Алексеев («Русский народ и государство»), Я. А. Бромберг («Евреи и Евразия»), Э. Хара-Даван («Русь Монгольская»). В этом же издательстве была выпущена серия трудов историка Г. В. Вернадского, также принадлежавшего к «Евразийскому движению». Сегодня Дугин единодушно признан основателем идейного течения неоевразийства, на разных этапах оформлявшегося в различные организационные структуры — Движение «Евразия», партия «Евразия», Международное «Евразийское движение», Евразийский союз молодёжи и т. д. под его руководством.

Основатель школы современной российской геополитики
Уже первые статьи, опубликованные Дугиным в широкой прессе в конце 1980_х годов, постоянно обращаются к геополитике. Это направление автор изучал начиная с середины 1980_х годов в ходе общего интереса к течению «Консервативной Революции», одним из активистов которого был крупнейший немецкий геополитик Карл Хаусхофер. Идеи Хаусхофера вывели Дугина на знакомство с другими классиками геополитической мысли — англичанином Хэлфордом Макиндером, шведом Рудольфом Челленом, современными геополитиками, австрийским генералом Йордисом фон Лохаузеном и бельгийским публицистом Жаном Тириаром. Первое общее изложение геополитического метода изложено в тексте «Великая война континентов» («Завтра», 1991). Позже это направление мысли Дугина получило развитие в его фундаментальном труде «Основы Геополитики» (1997), где давалось впервые на русском языке детальное описание геополитической методологии.
«Основы Геополитики» считается некоторыми исследователями творчества Дугина главным трудом, в силу того влияния, которое, выдержав 4 издания на русском языке и будучи переведённым на многие зарубежные языки (грузинский, арабский, турецкий, сербский, румынский и т. д.), он оказал. В этой книге излагается не только история и методология геополитики, но закладываются основы особой геополитической философии, где основной акцент ставится на пространственном факторе (в отличие от временного, который преобладает в классической философии Нового времени). Эта книга снабжена оригинальными хрестоматийными текстами зарубежных и российских геополитиков, либо переведёнными самим Дугиным, либо в переводах, отредактированных им. Во многих высших учебных заведениях России и других стран (США, Турция, Украина, Грузия, Армения, Ливан, Югославия, Польша, Венгрия, Румыния и т. д.) «Основы Геополитики» Дугина приняты в качестве учебного пособия. Философия пространства, вытекающая из генерализации геополитического подхода, основана на рассмотрении отношений между объектами в симультанном аспекте, с точки зрения их позиционирования в качественном пространстве. Согласно этой философии, смысл того, что происходит, зависит в огромной мере от того, где происходит то, что происходит. Этот общий принцип применим к истории цивилизаций, культур, политических режимов, идей и даже религий. В более узком аспекте философия пространства проясняет логику отношений западной цивилизации (Европы и США) с Россией, подчёркивая уникальность и самоценность семантического поля, развившегося в России как самостоятельном цивилизационном пространстве. Это напрямую подводит к Евразийству и точно соответствует специфической концепции первых евразийцев (П. Н. Савицкого) о «месторазвитии».

«Новая метафизика» и традиционалистский ревизионизм
В русле дальнейших подходов к «новой метафизике» Дугин пишет в начале 1990-х годов книгу «Метафизика Благой Вести», которая представляет собой сопоставление идей Р. Генона с богословской догматикой Православия. В результате этой работы были выделены те позиции философии традиционализма, которые несовместимы с принципами Православия, что привело к существенной коррекции Дугиным некоторых моментов геноновской метафизики. В частности, была продемонстрирована неприемлемость метафизического принципа о «трансцендентном единстве традиций», расшифровка геноновской «христологии» и профетологии как крипто-исламской формулы, утрачивающей своё значение в православном контексте.
Отталкиваясь от антропологических взглядов Генона на «совершенного человека», Дугин выдвинул предположение о том, что соответствующую роль в православной традиции играет Пресвятая Дева Богородица, что может быть развито в самостоятельную антропологическую теорию «Femina Maxima» (вместо «Homo Maximus» иных традиций).
«Метафизика Благой Вести» является важной вехой в развитии философии Дугина, так как несколько видоизменяет начальные условия развития традиционалистского дискурса в российской интеллектуальной среде. В этом смысле идеи «Метафизики Благой Вести» корректируют предшествующие тексты по изложению традиционализма, в частности «Пути Абсолюта» и цикл статей, опубликованных в «Милом Ангеле» и «Мистериях Евразии». В переиздании «Путей Абсолюта», «Мистерий Евразии» и «Метафизики Благой Вести» в рамках единой книги «Абсолютная Родина» аппарат авторских сносок и комментариев детально отслеживает этот процесс, показывая на конкретных примерах, в чём именно более углублённые исследования Православия видоизменили представления Дугина относительно классических формулировок европейского традиционализма. В 1998 году это направление православной метафизики получило дальнейшее развитие в программном тексте «Илия пылающий» в рамках сборника «Конец Света» (под редакцией Дугина), представляющего собой комбинированное издание второго и третьего номеров «Милого Ангела». Позже этот текст воспроизведён в новом расширенном издании «Конспирологии» (2005).

Старая Вера
В 1996 году происходит обращение Дугина к проблематике русского старообрядчества, что заканчивается его переходом в единоверие (1997). Единоверие, или «православное старообрядчество», — направление в рамках МП РПЦ, практикующее церковную службу по старому дониконовскому чину, двуперстие и т. д. Осмыслению старообрядческой проблематики как наиболее аутентичной версии русской православной традиции посвящены программные статьи «Сторож, сколько ночи?», «Кадровые», «Возвращение бегунов», «Такое сладкое “нет”» и т. д., вошедшие позже в сборник «Русская Вещь» (2001). Старообрядческая экклесеология и циклология, а также отчаянное понимание староверами остроты апокалиптической проблематики сделали именно это направление приоритетным для Дугина. Дугин регулярно выступает на старообрядческих соборах и симпозиумах, публикует в прессе статьи на эту тему. Текст «Метафизика Благой Вести» был переработан во втором издании («Абсолютная Родина») и контекстуально, и орфографически с учётом старообрядческих норм (в частности, правописание имени Исус с одним «и», имени «Евва» с двумя «в», сверка цитат из Библии по Острожскому изданию и т. д.). С конца 1990_х годов Дугин начинает восприниматься как один из наиболее активных представителей старообрядческого движения, философ, защищающий основы Старой Веры.

Диалектика естественнонаучных парадигм
Несколько в стороне от основного направления мысли Дугина лежит сфера философии науки, которой посвящена книга «Эволюция парадигмальных оснований науки» (2002), на основе текста кандидатской диссертации с одноимённым названием (по специальности философия науки). Дугин выделяет здесь три базовые парадигмы, аффектирующие не только гуманитарные структуры познания, но и активно влияющие на естественнонаучные представления. Это парадигмы сферы, луча и отрезка. Традиционному обществу и его представлениям о мире соответствует парадигма сферы, холистское миросозерцание, основанное на принципе «всё во всём» (пан то пан). Монотеизм (иудаизм, христианство и ислам) вносят новые элементы в структуры миросозерцания, связанные с идеей креационизма (сотворённости мира). Дугин описывает это как переход к парадигме луча. Мир креационизма начинается с отделения творца от твари, основан на принципе радикальной трансцендентности творца. В пределе же (в эсхатологическом цикле) бытие интегрируется в изначальную стихию (возвращается к творцу). Это порождает натурфилософские методы креационистских религий. И наконец, Новое время обрезает эту эсхатологическую перспективу парадигмы луча, переходя к парадигме отрезка, лежащей в основе модерна.
Такой анализ естественно-научных представлений помогает проследить логику десакрализации мира, что составляет, по мнению Дугина и всей традиционалистской школы, главное содержание Нового времени.

Трансцендентный национал-большевизм: трансверсальная политология
Другое направление развития философии Дугина — на сей раз применительно к российской политической ситуации — произошло в 1991 году, когда августовский путч и развал СССР существенно повлиял на его мировоззрение. Дугин воспринял это как фундаментальную историческую и онтологическую катастрофу, что противоречило его ранним взглядам относительно целиком негативной миссии пролетариата и коммунизма (в оптике Эволы и Генона). Рефлексии на эту тему получили своё воплощение в сборнике статей «Консервативная Революция» (1994), в книге «Тамплиеры Пролетариата» (1997), а позже в двухтомнике «Русская Вещь» (2001). Это направление можно назвать «метафизикой национал-большевизма», по одноимённой статье, написанной изначально по-французски и вышедшей в итальянском сборнике «Идеология национал-большевизма» (А. Дугин, К. Террачано. Милан, 1996).
Позже основные тексты по данной теме были опубликованы в журнале «Элементы» (1997, № 8б), специально посвящённом тематике национал-большевизма — «В комиссарах дух самодержавья», «Катехон и революция» и т. д. Смысл этого направления заключается в развитии интуиций левых евразийцев и русских национал-большевиков-сменовеховцев (Н. В. Устрялов) относительно того, что романовская Россия представляла собой пародию на традиционное общество, и, напротив, большевистская революция несла в себе иносказательно выраженные, но глубинно традиционалистские (эсхатологические, мессианские) энергии. Фундаментальному пересмотру подверглась классическая традиционалистская теория об относительном преимуществе правления третьей касты (либерал-капитализм) над четвёртой кастой (пролетариат) и о «финальной победе коммунизма» как предела циклической деградации. Осмысленный традиционалистским сознанием Дугина крах советской системы был воспринят как побуждение к пересмотру взглядов Эволы и Генона о логике кастовой деградации с тем, чтобы обнаружить в коммунизме пусть девиантное, но сакральное измерение, превосходящее либерал-капитализм, полностью лишённый какой бы то ни было сакральности. Дугиным делается вывод о том, что в коммунизме и социализме имеются сакральные корни, и скрытая в них метафизика может быть интегрирована в общий контекст традиционализма, главным противником которого и наиболее чистым воплощением нигилизма оказывается либерал-капитализм. Этот фундаментальный вывод подтверждается логикой самих либеральных авторов — К. Поппера и Ф. фон Хайека, которые сближают между собой антибуржуазные идеи — как крайне правые (консерватизм, традиционализм), так и крайне левые (коммунизм). (Позже, в конце 1990_х годов, к сходному выводу, но следуя совсем иными путями, придёт Гейдар Джемаль, также бывший изначально антикоммунистом, но увидевший в крайне левой идеологии возможность революционного альянса радикальных исламистов-салафитов с мировым пролетариатом против глобалистской гегемонии Запада, «большого шайтана».) На основании метафизического осмысления национал-большевизма Дугин закладывает основы политической философии, предлагающей особый взгляд на политическую историю России и на те процессы, которые протекают в настоящее время. Это направление метафизики национал-большевизма дополняет неоевразийскую теорию и логично вписывается в структуру геополитического анализа.

Философия политики: эсхатологический взгляд
Более подробно и основательно в систематическом виде это излагается автором в учебнике «Философия Политики» (2004), который представляет собой переработанный вариант курса лекций на эту тему. На основании фрагмента этой монографии Дугин защищает докторскую диссертацию по политологии на тему «Трансформация политических структур и институтов в процессе модернизации традиционного общества». На основании этих политологических теорий Дугин развил и подробно описал специфику своего видения процесса десакрализации политического.
Философия политики Дугина, изложенная в одноимённом труде, представляет собой последовательное рассмотрение фаз перехода от сакральной политики к политике современной и десакрализированной, а от неё к пост-политике, явлению, описанному в книге только в самых общих чертах. Дугин приводит разнообразные формы Политического к базовым парадигмам, связанным с фундаментальными философскими установками — представлениями о времени, пространстве, человеке, бытии, устройстве мира. Эти парадигмы в ходе политической истории смешиваются между собой, видоизменяются, но до определённого момента это происходит в рамках наиболее общей парадигмы, которую можно назвать «парадигмой Традиции» или «сакральной политикой».

Сдвиги монотеистических парадигм
Важнейшим отступлением от этой наиболее общей «парадигмы Традиции» является приход монотеистических религий — вначале иудаизма, позже христианства и ислама. Эта же тема подробно разбирается автором в книге «Эволюция парадигмальных оснований науки» и в сборнике лекций «Философия Традиционализма» (2002).
Согласно Дугину, идея творения (креационизм), составляющая основу монотеизма, фундаментально аффектирует весь строй метафизики Традиции и соответственно влияет и на философию политического. Политическая философия монотеистических обществ представляет собой, по мысли Дугина, промежуточную стадию между собственно «сакральной политикой», полноценно развитой в политеистических культурах в форме кастовой системы, основанной на принципе «онтократии» — убеждённости в качественном различии бытия высших и низших каст, — и политической парадигмой эпохи модерна, основанной на идее тотального равенства (как в её либерал-капиталистическом, так и в марксистском понимании).
Особое место в книге «Философии Политики» занимает часть, посвящённая политической философии христианского мира, где подчёркивается фундаментальное различие парадигм понимания сущности Политического у православных и у католиков. Большое внимание уделяется политическим идеям русского Православия, дополняя и развивая определённые идеи относительно структуры русского церковного самосознания, изложенные в других работах («Метафизика Благой Вести», «Русская Вещь», «Консервативная Революция», «Абсолютная Родина», а также во множестве публицистических и полемических статей и выступлений).
В целом Дугин выстраивает оригинальную и законченную философию русской истории, рассмотренную через этапы переосмысления христианских (византийских) идей применительно к национальному контексту во времени и пространстве. Эта философия представляет собой синтез общих принципов европейского традиционализма, взглядов русских мыслителей евразийцев (включая Льва Николаевича Гумилёва) и некоторых эсхатологических и историософских концепций русских старообрядцев.

Глобальный либерализм как метаидеология последнего человека, постполитика
Центральным моментом «Философии Политики» Дугина является выяснение того, какая политическая и философская форма точнее всего соответствует наиболее чистой парадигме модерна. Эта тема стоит в центре внимания целого цикла работ Дугина от первых статей, продолжающих традиционалистское отождествление коммунизма с наиболее продвинутой формой десакрализации Политического (как у Эволы, Генона и т. д.), через попытку связать либерализм и коммунизм с различными метафизическими установками (программная статья «Метафизические корни политических идеологий» написана в 1988 году, в последней версии опубликована в книге «Конспирология» в 2005 году) до выработки национал-большевистского метода.
С начала 1990-х годов это направление мысли Дугина всё больше оформлялось в окончательный вывод о том, что чистая парадигма модерна в его политико-философском выражении проявляется в либерал-капитализме, а большевизм, марксизм и иные социалистические концепции и исторические режимы являются завуалированными, гетеродоксальными проявлениями «сакрального» общества, хотя и в редуцированном и искажённом виде (в форме «секулярных эсхатологических ересей»). Это направление сопряжено с осмыслением факта краха социалистической системы в начале 1990_х годов. Пересмотр классического для традиционалистов отождествления коммунизма с более продвинутой фазой деградации, нежели капитализм, существенно аффектирует всю сферу политической эсхатологии и апокалиптики, которая представляет собой важнейший элемент всей традиционалистской мысли.
Выступления и публикации Дугина в Европе, в традиционалистских кругах, стали серьёзным интеллектуальным выводом для этой среды и гармонично резонировали с эволюцией идей основоположника движения «новых правых» философа Алена де Бенуа, с которым Дугин поддерживал и развивал конструктивный интеллектуальный диалог начиная с 1989 года. В частности, Дугин организовывал единственный визит Алена де Бенуа в Россию в 1992 году и цикл его выступлений.
Выступление Дугина в Риме в 1994 году на коллоквиуме, посвящённом 20-летию со дня смерти Юлиуса Эволы, «Юлиус Ювола, взгляд слева» (выступление было изначально составлено автором на итальянском и в оригинале звучало как Julius Evola, visto da dinistra — как аллюзия на известное эссе самого Эволы с критикой фашизма Il Fascismo visto da destra), стало важнейшей вехой в осмыслении всего традиционалистского наследия и до сих пор бурно обсуждается в традиционалистской прессе и в критических исследованиях мысли Эволы (например, предисловие профессора Джорджо Галли к переизданию книги Julius Evola L’Arco e la clava. Рим, 1995).
Эта тема переосмысления логики политического выражения десакрализации нашла окончательное выражение в «Философии Политики», где идея тождества парадигмы модерна и либеральной политической философии берётся как аксиома, на которой строится анализ политических учений Нового времени. Этот анализ исходит из предпосылки, согласно которой политическая история представляет собой процесс универсализации и тотального распространения либеральной демократии как выражения чистой парадигмы десакрализации, а консервативные режимы, политические идеологии «третьего пути», коммунистические теории и даже умеренные формы социализма, такие как социал-демократия, постепенно преодолеваются, обнаруживая своё недостаточно «современное», то есть слишком «традиционалистское» содержание. На базе такого подхода Дугин описывает явление «пост-политики» как особое развитие либеральной политической философии, которое возникает в эпоху глобализации, после того как основные конкуренты либерализма за наследие духа Просвещения (коммунизм, социализм и т. д.) терпят историческое поражение, и либеральная демократия становится не просто доминирующей, но практически единственной и парадигмальной политической формой. Социальные, антропологические, экономические, институциональные и идеологические предпосылки, заложенные в либерализме, получают полное и окончательное развитие, и цикл политической истории Нового времени, смысл которой состоял в конкуренции либерализма с альтернативными политическими системами, завершается. Нечто подобное имел в виду американский философ Фрэнсис Фукуяма в программной работе «Конец истории». При личной беседе с Дугиным в октябре 2005 года в Вашингтоне и в последних работах Фукуяма пересматривает этот тезис.
Согласно Дугину, тождество либерализма и политической философии эпохи постмодерна, равно как и выигрыш этой политической философией права на ортодоксию парадигмы Нового времени, является фундаментальным и неоспоримым, подтверждённым реальным развитием исторического процесса. Это сближает Дугина с философами либеральной школы (последователями Поппера и Фридриха фон Хайека) с той лишь разницей, что Дугин, в соответствии с традиционалистскими установками и общим настроем философов-евразийцев, рассматривает это тождество как «приговор» и как политическое выражение завершённой десакрализации (что для традиционалистов однозначное зло), тогда как сами либералы видят в этом свой исторический триумф.

Переводы, издание, комментарии и популяризация зарубежных и русских философов и деятелей культуры
Помимо разработки оригинальных философских концепций и систем Дугин, начиная с середины 1980-х годов, занимается переводами и популяризацией различных зарубежных философов. Возглавляемое им издательство «Эон», позже «Арктогея», журналы «Милый Ангел» и «Элементы» публикуют переводы Дугина (или под редакцией Дугина) книг и статей Р. Генона («Кризис современного мира» — пер. Н. В. Мелентьевой, фрагменты из книг «Формы Традиции и космические циклы», «Заметки об инициации» — пер. с фр. А. Дугина и т. д.), Ю. Эволы («Языческий империализм», фрагменты из книг «Мистерия Грааля», «Йога могущества», «Оседлать тигра» — пер. с ит., нем., фр. А. Дугина и т. д.), тексты и анализ работ немецкого исследователя палеэпиграфики Германа Вирта (Г. Вирт, «Символы Нового года»; А. Дугин, «Гиперборейская теория», «Космический спаситель» и т. д.), Карла Шмитта («Земля и море» — пер. Ю. Кринца), «Планетарная напряжённость между Востоком и Западом», «Новый номос земли» — пер. с нем. А. Дугина), М. Элиаде («Мефистофель и Андрогин» — пер. Н. В. Мелентьевой), Алена де Бенуа, Жана Тириара, К. Хаусхофера, Э. Юнгера и т. д. Идеи большинства этих авторов традиционалистского и консервативно-революционного направления в русском контексте были ранее практически неизвестны, равно как и та сфера идей, которую они исследовали и разрабатывали. Популяризацию европейских философов и поэтов в 1997—1998 годах Дугин осуществлял в форме авторских часовых радиопрограмм на FM-Радио-101 в цикле Finis Mundi. Театрализованные музыкально-философские постановки были посвящены Фридриху Ницше, Карлу Хаусхоферу, Жану Бьесу, Лотреамону, Жану Рэ, Густаву Майринку, Жану Парвулеско, Герману Вирту, Рене Генону, Юлиусу Эволе, Мирче Элиаде, Ги Дебору. В этом же цикле программ вышли передачи, посвящённые современному православному богослову архимандриту Киприану (Керну), евразийцу Петру Савицкому, поэту Николаю Клюеву.

Новый университет
С 1998 года Дугин организует регулярные занятия в Новом университете, интеллектуальном образовательном учреждении, в центре внимания которого стояли проблемы традиции, парадигмального анализа, философии культуры. Помимо самого Дугина в работе Нового университета принимали участие писатель Ю. В. Мамлеев, культуролог Е. В. Головин, философ Г. Д. Джемаль. На основании лекционного цикла Дугина была написана книга «Философия Традиционализма» (2002), куда вошло большинство материалов за 1998—2002 годы.
В этой книге Дугин описывает традиционализм как самостоятельный язык, оперирующий с парадигмами, радикально отличными и часто прямо противоположными основным парадигмам языка Нового времени. В 2003 году лекции Головина в сочетании с оригинальными статьями этого автора были выпущены под редакцией и с предисловием Дугина в сборнике «Приближение к Снежной Королеве». В 2004–2006 годах лекции Дугина в рамках цикла Нового университета были посвящены приоритетно «ситуации постмодерна» и её метафизическому осмыслению. Лекции на тему «(Пост) _ситуация постмодерна», «Пост-пространство и чёрные чудеса», «Радикальный субъект и его дубль», «Ночь и её лучи», «Енох омрачённый» представляют собой возвращение на новом витке к философским идеям, заложенным в самых ранних работах Дугина, включая ненапечатанные статьи и книгу «Тамплиеры Иного». Проделав сложную траекторию от пронзительной эсхатологической метафизики через политологию и прямую политическую публицистику, через отстранённый академический анализ и методологические отступления в сторону популяризации неизвестных или малоизвестных авторов и дисциплин (таких, как «геополитика», «сакральная география», «конспирология», «эсхатология» и т. д.), через оригинально переосмысленный и развитый парадигмальный анализ, Дугин снова подошёл к основным проблемам его философского творчества — статус субъекта ситуации предельной десакрализации, онтологические и антропологические аспекты «конца времён», обречённость человеческой истории, волевое утверждение постсакральной альтернативы.
Важным моментом этого циклического возвращения была краткая статья Дугина, опубликованная в 2002 году в «Литературной газете» в авторской рубрике «Ацефал» — «Новая программа философии». В этом тексте, а также в других текстах серии «Ацефал», опубликованных в этом же издании в 2002 году, излагается философский модуль возврата к изначальной для автора тематике.
Вместе с тем движение Дугина к метафизической интерпретации действительности, независимо от того, имеем ли мы дело с её возвышенными или, напротив, низменными аспектами, свойственное всему философскому творчеству Дугина, — отсюда интерес к политике, социологии, экономике, культуре и т. д., — нашло своё предельное воплощение в сборнике текстов и интервью «Поп_культура и знаки времени», где герменевтическому и метафизическому анализу в традиционалистском эсхатологическом ключе подвергнуты банальные эстрадные шлягеры, театральные постановки и даже рекламные ролики. Название книги есть прямая аллюзия на основной труд Рене Генона «Царство количества и знаки времени». Эта книга представляет собой, по мнению Дугина, иллюстрацию традиционалистского подхода к проблематике постмодерна.
Дальнейшее и более детальное развитие темы метафизики постмодерна и радикального субъекта Дугин заложил в курсе лекций «Пост-философия», прочитанном для студентов философского факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова в весеннем семестре 2006 года. В популярной форме философские, исторические, геополитические, религиозные и политические взгляды Дугина находят своё отражение в авторской программе «Вехи», которую Александр Дугин выпускает еженедельно на общественном православном телеканале «Спас» (с 2005 года).

Метафизический тренд-сеттер
Философские идеи Дугина с трудом поддаются квалификации, так как не вписываются ни в какие классические схемы. Подчас их характеризуют как «неоевразийство», но это название весьма условно. Это весьма своеобразное сочетание традиционалистской метафизики, революционного консерватизма, антиглобализма, социальной критики, постмодернизма, маньеристской герменевтики и религиозной апокалиптики.

В терминах постмодерна Дугина как философа можно назвать trend-setter'ом.