АДЕПТЫ ГЛОБАЛЬНОЙ НАРКОТОРГОВЛИ

«Наркоторговцы Великой Британии. Торговля наркотиками контролируется с самых верхних уровней иерархии Комитета 300. Она была начата «Британской Ост-индской компанией», примеру которой сразу же последовала «Голландская Ост-индская компания». Обе эти компании контролировались «Советом 300». Список имен членов и акционеров «Британской Ост-индской компании» как две капли воды похож на список пэров Дебреттса. Компания учредила «Китайскую внутреннюю миссию», задачей которой было пристрастить к опиуму китайских крестьян или кули, как их называли. Это создало рынок для опиума, который и был заполнен «Британской Ост-индской компанией».
Наследники «Британской Ост-индской компании» были восхищены успехом своей программы распространения наркотиков. Их «подопечные» прочно «сели» на лизергиновую кислоту (ЛСД), любезно предоставленную патронами наркоторговли, такими как Олдос Хаксли и уважаемая швейцарская компания Sandoz, финансируемая великой банкирской династией Варбургов.
Истинная причина процветания наркоторговли заключается в том, что она контролируется самыми высокопоставленными семьями в мире как часть гигантской скоординированной машины, с помощью которой делаются деньги.
Плутократия, контролирующая британские банки, держала в руках денежные вожжи и тогда, как и теперь, организовывала надежнейшее прикрытие для своего грязного бизнеса. Никто никогда не мог схватить их за их грязные руки. Они всегда имели и имеют людей, принимающих на себя вину, если дело идет неправильно. И тогда, и теперь связи с торговлей наркотиками были скрытыми. Никто никогда не мог бросить даже легкую тень на «благородные» семьи Британии, члены которых состоят в Комитете 300.
Большое значение имеет то, что только 15 членов Парламента контролировали эту огромную империю; из них самыми выдающимися были семьи сэра Чарльза Барри и Чемберлена. Эти финансовые суперлорды вели операции в таких местах, как Аргентина, Ямайка и Тринидад, которые стали для них бездонными источниками денег благодаря торговле наркотиками. В этих странах британские плутократы держали «туземцев», как они их презрительно называли, на скудном содержании, едва выше рабского. На наркоторговле в странах карибского бассейна были сколочены огромные состояния.
Плутократы прятались за такими фасадными компаниями, как Trinidad Leaseholds Limited, но их реальной целью всегда были и остаются наркотики. Мы видим это и сейчас, хотя бы на примере того, что валовой национальный продукт Ямайки почти полностью составляет продажа ганджи — очень сильного вида марихуаны. Механизм управления торговлей ганджой был создан Давидом Рокфеллером и Генри Киссинджером под названием «Инициатива Карибского бассейна».
В 1931 году управляющие директора так называемой «большой пятерки» британских компаний были удостоены звания пэров Англии за их деятельность в отмывании наркоденег. Кто вынес это решение и оказал им такую честь? Сама королева Англии оказала почести лицам, занимающим ключевые позиции в мировой наркоторговле. Список британских банков, участвующих в этом ужасном бизнесе слишком велик, чтобы приводить его».

Джон Колеман

Начало международных полицейских войн - опиумные войны

Английские варвары. «...Посмотрите на это дикое племя англичан! Вдумайтесь, порой их владыкой бывает женщина, порой — мужчина, а затем, быть может, снова женщина. Иногда англичане похожи на стервятников, иногда — на диких зверей, которые предрасположены к лютости и неистовству в большей степени, чем тигры или волки, чьи желудки более прожорливы, чем желудки питонов или свиней. Эти люди долгое время питались западными варварами, но теперь, подобно ночным демонам, неожиданно примчались сюда.
Во время правления императоров Цяньлуна (1736-1796 гг.) и Цзяцина (1796-1820) эти английские варвары смиренно умоляли о том, чтобы быть допущенными к нам и получить позволение вручить дань и подарки; позже они самонадеянно просили о какой-либо территории для поселения, но наши правители, прекрасно понимая их предательский замысел, дали им ясный отказ. С этого времени, связав себя с бессовестными торговцами из числа китайцев, они затеяли широкую торговлю опиумом, имея целью отравить наших мужественных соотечественников.
Поистине, английские варвары убили бы всех нас, если бы они могли совершить это. Они — псы, чьи желания никогда не могут быть удовлетворены. Поэтому нам не нужно выяснять, является ли мир, который они сейчас предлагают, подлинным или притворным. Давайте поднимемся, вооружимся, объединимся и выступим против них!
Мы связываем себя священной местью и выражаем свои искренние намерения, чтобы показать высокие принципы, которыми мы руководствуемся, и нашу любовь к родине. Боги взирают на нас с небес, давайте же не утратим нашу справедливую и твердую решимость!..».
Фрагмент из постановления, которое было принято на одном
из антианглийских митингов в Кантоне (Китай) в 1841 году.

Некогда мода на пряности гнала португальцев к Моллукским островам. В XIX в. серия войн с Китаем была спровоцирована модой на чай. Охватившая не только салоны высшего света, но и жителей большинства крупных европейских городов, последняя заставляла английских купцов снаряжать все большее количество чайных клиперов за листьями, которым в Европе приписывали чудодейственные свойства. Пройдут еще многие десятилетия, прежде чем китайская монополия на чай прекратится. Пока что пекинское правительство держало чайную торговлю в руках подконтрольного ему купеческого товарищества Кохонг (Гунхан) и не слишком охотно шло на расширение объемов торговли.
Еще одним из препятствий было требование китайцев покупать чай исключительно на серебро. Превращаясь в «хороший металл», оно постепенно дорожало, и складывалась непростая для английских компаний ситуация: с одной стороны, расширение экспорта чая из Китая приводило к его удешевлению на европейских рынках, с другой же — серебро на контролируемых англичанами валютных рынках дорожало, добыча не покрывала спроса, а это не позволяло рассчитывать на увеличение прибылей.
Выход англичанам подсказало элементарное наблюдение за торговыми потоками. С 70-х годов XVIII столетия, сразу же после завоевания Бенгалии, англичане взяли в свои руки контроль над производством опиума, а уже в 1780-х годах начали продавать его в Южном Китае. На северо-востоке Индии вскоре раскинулись огромные плантации, на которых выращивался самый простой и популярный в мире наркотик. Уже в 1816 году объем продаж опиума в Китай увеличился до 22 000 ящиков в год (столь значительные объемы опиумной торговли и не снились большинству современных наркодельцов). Серебро, которое оставляли в Гуанчжоу английские купцы, торговавшие чаем, возвращалось в английские же руки. В Индии и Англии оно перестало быть «хорошим метал¬лом», цена на него падала, в то время как в Китае возник дефицит серебра. Вместе с ростом в Поднебесной курса серебра (привозимого европейскими торговцами) падала цена на чай, и английские купцы могли уже не опасаться за свои доходы.
Нет сомнений, что «чайные» и «опиумные» клиперы работали на одних и тех же хозяев. Хотя английские представители и утверждали, что нужно разделять «честных» покупателей чая и наркоконтрабандистов, деятельность последних была слишком выгодна для первых, чтобы те не приложили к ней руку. Именно поэтому англичане столь серьезно восприняли угрозу прекратить контрабанду опиума.
Китайское правительство понимало, что вместо получения прибылей государство оказалось перед угрозой катастрофической утечки драгоценных металлов, которая могла вызвать кризис и так не слишком устойчивой денежной системы. Экономические сложности сопровождались повальной наркоманией, которая распространялась по Южному и прибрежному Китаю. Несколько сотен тысяч подданных императора Даогуана (1821—1850) превратились в физически и морально искалеченных людей; причем в массе своей это были активные личности, ибо на регулярное получение доз опиума необходимы суммы денег, отсутствовавшие у рядовых крестьян. Многие наркоманы пополняли ряды тайных религиозных и политических обществ, еще большее их число шло на преступления, чтобы раздобыть деньги для покупки наркотиков.
В 1837 году при дворе Даогуана сформировалась влиятельная «национальная» партия, стоявшая за полное прекращение торговли опиумом и ограничение прав английских купцов. Ее возглавил знатный чиновник Линь Цзэ-сюй (1785—1850), который в декабре 1838 года получил назначение в провинцию Гуандун в качестве комиссара с особыми полномочиями.
Китайское правительство хорошо видело, что ввоз опиума происходил не без ведома английских купцов, и неоднократно обращалось к резидентам Ост-Индской компании, организованной голландскими евреями с требованием прекратить эту торговлю. К тому же постоянные попытки английских купцов завязать новые торговые сношения и настойчивые требования лорда Нэпира раздражили китайское правительство, видевшее в этом стремление нарушить основные законы и обычаи страны. Видя безуспешность своих демаршей, оно решилось прибегнуть к более строгим мерам для прекращения контрабанды.
Для восстановления прежних торговых правил и разбора столкновений, происшедших между областным управлением Кантона и английскими купцами, а главным образом прекращения торговли опиумом, туда был послан в марте 1839 года императорский комиссар Линь Цзэ-сюй, облеченный обширными полномочиями. С самого начала Линь показал, что, имея намерение уничтожить торговлю опиумом, он не остановится ни перед какими мерами. Первым его требованием было, чтобы резидент Ост-Индской компании Дент и главный управляющий английской торговлей капитан Эллиот явились в Кантон для объяснений. Вслед за тем он объявил резидента Эллиота и всех английских купцов пленными до тех пор, пока весь опиум не будет выдан китайским властям.
Несмотря на заявления капитана Эллиота, что честно торгующие английские купцы не могут быть ответственны за действия своих соотечественников, занимающихся контрабандой, комиссар Линь настаивал на выдаче опиума. Вся китайская прислуга, находившаяся в услужении английских купцов, должна была, по приказанию Линя, покинуть своих хозяев, и население Кантона, возбуждаемое его прокламациями, стало обнаруживать к ним неприязненные чувства. В таких затруднительных обстоятельствах, не имея инструкций от своего правительства, желая спасти груз чая, закупленный перед этими событиями английскими купцами, капитан Эллиот уступил требованиям Линя. Эллиот, с целью освобождения английских купцов, потребовал от всех великобританских подданных выдачи опиума, с обещанием, что правительство возместит все убытки. Благодаря такой уступчивости весь урожай чая 1839 года мог быть вывезен в Англию, и купцы получили свободу, но опиум по приказанию Линя был уничтожен.
Явно враждебные действия китайского правительства заставили английское министерство принять меры для обеспечения положения своих подданных, а также потребовать удовлетворения за нанесенные оскорбления и причиненные убытки. Вся эскадра, плававшая в индийских морях, получила приказание сосредоточиться в Сингапуре, и начальником ее был назначен адмирал Джордж Эллиот, брат главного уполномоченного, отплывший от мыса Доброй Надежды с несколькими судами.
Так начиналась опиумная война.
Чтобы было понятно настроение, с которым китайцы вступали в конфликт с заморскими варварами, советуем прочесть письмо китайского комиссара Линь Цзэ-сюя английской королеве, написанное в 1839 году.
Это письмо так и не было отправлено в Британию. В отсутствие британского посла, который мог бы лично доставить письмо, Линь опубликовал его в Кантоне, превратив свое обращение в пропагандистский акт и, вероятно, рассчитывая на то, что о содержании послания английскую правительницу известит капитан, какого-либо из торговых кораблей.
«Правители вашей достопочтенной страны по традиции, передаваемой из поколения в поколение, всегда были известны своими добрым нравом и сдержанностью. Мы ознакомились с достославными воспоминаниями ваших верноподданных, в которых говорится: «Обычно любой человек в нашей стране, собирающийся торговать здесь, получает соизволение Его Величества Императора и разные права», и т.д. Лично мы восхищаемся правилами чести в вашей стране, глубоким пониманием их и благодарностью за божественную милость.
После продолжительного периода торговли среди огромного количества купцов появились, помимо хороших, плохие люди. Нашлись даже такие, кто занимался контрабандой опиума для обольщения китайского народа и провоцировал распространение яда во всех наших провинциях. Эти люди, которые заботились только о собственной прибыли и пренебрегали вредом, который наносят окружающим, были вне закона Небес, и их единодушно ненавидели все благоразумные существа. Его Величество Император, когда узнал об этом, был в неимоверной ярости, Он специально послал меня для разрешения этого вопроса.
Хотя не все из варваров-торговцев намеревались причинить нам ущерб, их жадность не знала пределов, и они не заботились о том, какой вред наносят другим. Позвольте нам спросить, где же ваша совесть? Я слышал, что курение опиума по законам вашей страны строго запрещено, потому что вред, причиняемый опиумом, очевиден. Но если уж запрещено наносить вред вашей стране, вы еще меньше должны причинять его другим государствам...
Среди всего, что экспортирует Китай в другие страны, нет ни одного товара, который при его использовании или перепродаже приносил бы вред. Существует ли хоть что нибудь, привезенное из Китая, что оборачивалось бы бедой для другой страны?
К примеру, возьмите чай и барбарис — без них ни одна страна не проживет и дня. И если Китай откажет тем, кто жаждет этих полезных вещей, то на что же смогут опереться варвары, чтобы выжить?
Более того, ткачи других стран не смогут ткать полотно до тех пор, пока не получат Китайский шелк.
Что касается прочих продуктов, требующихся в других странах, начиная со сластей, имбиря, корицы и заканчивая предметами пользования; подобными шелку, сатину, фарфору и всему остальному, то их невозможно сосчитать.
С другой стороны, то, что поступает в Китай из-за границы, — не более чем игрушки. Мы можем принимать их, а можем отказаться. Представьте, если мы в них перестанем нуждаться, какие проблемы может повлечь за собой закрытие границ и прекращение торговли? Да, Божественный Суд позволяет чаю, шелку и другим товарам беспрепятственно продаваться повсюду. Но единственной причиной этого является наше желание разделить блага с людьми всего мира.
Только в некоторых областях Индии, находящихся под вашим контролем, на склонах холмов выращивается опиум. Месяцы и годы продолжается работа по накоплению отравы. Неприятный запах поднимается, раздражая Небо и пугая богов. Вы, о Правительница, конечно же, можете навсегда искоренить эти опиумные поля и засеять их зерном. Те же, кто снова попытаются посадить и продать опиум, должны быть строго наказаны. Это будет по-настоящему великая, благоразумная политика, которая увеличит общее благо и избавит всех от зла. За подобное благое дело вас поддержат Небеса, а боги принесут удачу, продлевая ваши годы и годы ваших потомков. Все будет зависеть от этого дела...
Сейчас мы установили законы, правящие китайским народом. Тот, кто продает опиум, и тот, кто его курит, — оба подвергаются смертной казни. Подумайте о следующем: если варвары перестанут привозить опиум, то каким образом китайцы смогут перепродавать и курить его? Нужно согласиться, что эти злые безнравственные торговцы ведут народ Китая в смертельную ловушку. Отчего же мы должны позволить этим варварам жить?..
По новым законам предписано тех, кто привозит опиум в Китай, казнить через обезглавливание или повешение. Это называется избавлением от вреда от имени и во имя человечества. Более того, мы обнаружили, что ваш консул Эллиот, считая закон о запрещении опиума слишком строгим и суровым, обращался с петицией о предоставлении отсрочки в его исполнении (9 апреля 1839). И вот мы получили совершенно невероятную милость от его Величества Императора, который подтвердил свое решение и при этом выказал снисхождение. Те, кто в течение последнего года из Англии (и полугода из Индии) непреднамеренно привозили опиум в Китай, однако же, добровольно признались во всем и сдали яд, будут признаны освобожденными от наказания. Но если найдутся такие, кто будет продолжать ввозить в Китай опиум, то они будут подвергнуты преследованию законом, суду и казни, без милосердия и прощения. Это решение может быть названо верхом справедливости и проявлением совершенного правосудия.
Наша божественная династия правит в течение веков, управляя мириадами государств, и, безусловно, обладает духовным благородством. Император, несомненно, не может подвергать людей казни без попыток предупредить их незаконные действия другим путем. Поэтому-то он и обнародовал настоящие законы. Ваши торговцы, если они хотят торговать долго, должны с уважением повиноваться нам и уничтожить источник опиума. Они без сомнения должны доказать эффективность закона своими жизнями.
Не могли бы Вы, Ваше Величество, тщательно отбирать и испытывать людей, приходящих в Китай, чтобы гарантировать мир Вашей стране, показать Вашу вежливость и покорность и позволить двум странам вместе наслаждаться благословенным миром.
По получении этой депеши не могли бы Вы ответить нам относительно деталей и обстоятельств закрытия опиумного пути. Убедитесь в том, что решение данного вопроса не отложено» .
Китай бурлил и был очень воинственно настроен против англичан и, в первую очередь, против торговцев опиумом.
Опиумные войны — одна из самых экзотических страниц в военной истории XIX столетия. Необычно здесь все: Китай, этот противник европейских держав, экономический интерес, ставший «затравкой» к военным действиям (торговля чаем и опиумом), причины конфликта 1859-1860 годов, наконец — масштабы противостоявших друг другу стран и армий.
События опиумных войн (особенно первой) стали поводом для серий приключенческих новелл, публиковавшихся в лондонских и парижских иллюстрированных еженедельниках; известия об удачных операциях армий Гофа и Гранта оказывали заметное воздействие на европейские биржи, однако подлинное их значение если и было понятно в то время кому-то, то лишь очень небольшому кругу лиц.
Все дело в том, что перед нами, в сущности, одни из первых полицейских операций в международном масштабе, проводившиеся с целью защиты собственных экономических и геополитических интересов. Прикрытием им служили действительные или мнимые нарушения Китаем неких установленных европейцами «правил, игры», многие из которых даже не были оформлены в виде гласных договоров. Опиумные войны не являются колониальными в собственном смысле этого слова: ни Англия, ни Франция в середине XIX столетия просто не имели сил для того, чтобы установить свой политический или хотя бы экономический контроль над столь огромной и густонаселенной территорией. Поэтому действия европейских держав выглядели, как набеги лихих полисменов на злачные места лондонских трущоб. Англичане и французы стремились прежде всего доказать перед всем миром варварство, двуличие и слабость китайского правительства, а затем вынудить его согласиться с тем второстепенным местом, которое было уготовлено Пекину на международной арене.
Ведение войны как полицейской операции подразумевает веру в то, что некоторые страны могут выступать олицетворением мировой справедливости, наказывая все остальные за отступления от нее. Как в наши дни в Афганистане американцы, так и в середине XIX столетия в Китае англичане и французы заявляли, что они воюют не с народом (афганским, китайским), но с правительством, нарушившим законы человечности и межгосударственной морали. Это подчеркивалось самыми разными способами: вплоть до того, что во время кампании 1860 года официально англо-французским солдатам был отдан на разграбление лишь один пункт, но зато какой! — загородный дворец китайского императора.
Мирные договора, заключаемые по завершении военных действий, также не имели целью особые территориальные приращения для европейских держав. Гонконг, полученный Великобританией, стал важнейшим торговым плацдармом и военной базой, но трудно сравнить его с пространствами, осваиваемыми Англией в те же годы, например, в Южной Африке.
Однако значение кампаний против Китая в общеисторическом масштабе куда больше, чем получение европейскими странами неких экономических выгод.
После 1815 года в Европе был установлен режим незыблемости границ и правящих династий, поддерживаемый Священным Союзом. Здесь функции жандарма в разное время выполняли Франция, Австро-Венгрия, Россия, Пруссия (обычно по просьбе оказавшегося в кризисе режима и с санкции других держав!). Но действия на Дальнем Востоке вначале Англии, а затем присоединившейся к британцам Франции доказывали, что эти страны решили перенести свои полицейские функции на весь мир. Перед нами просто очевидный пример той же самооценки, что движет сейчас натовскими стратегами.
Склонность к полицейским операциям Англия и Франция начали проявлять в канун Крымской войны. Во время последней, когда планы разгрома русской армии на Дунае и совместного с Австро-Венгрией вторжения в Малороссию оказались невыполнимыми, Лондон и Париж превратили боевые действия в последовательность именно «полицейских» ударов по наиболее уязвимым местам морского побережья России (все Черноморское побережье, Свеаборг, Петропавловск-Камчатский). Осада Севастополя в этой связи была хотя и решающим эпизодом войны, но, с точки зрения общей стратегии, только эпизодом.
После победы над Россией в Крымской войне мир на несколько лет приобрел однополярный характер: англо-французские союзники ловко играли на противоречиях обиженных друг на друга России и Австро-Венгрии, сближаясь то с одной страной, то с другой; они поддерживали национальные движения, видя в них залог ослабления «лоскутных империй»; на руку им были и противоречия между федералистами и конфедератами в США, этом быстро растущем экономическом монстре. Благодаря всему перечисленному Великобритания и Франция могли активно проводить колонизаторскую политику, заполняя «пустоты» на карте мира (прежде всего в Африке и в Юго-Восточной Азии), а также придавать своей экспансии форму полицейских операций.
Так, уже в 1856 году англичане использовали противоречия между Ираном и Афганистаном из-за Герата и выступили на стороне афганского эмира Дост Мухаммеда, тогдашнего их союзника. Военные действия развивались в основном на побережье Персидского залива и в Хузистане, где англичане заняли город Ахваз. В 1857 году Иран был вынужден пойти на заключение мирного договора, по которому Англия становилась посредником во всех его спорах с Афганистаном
В 1862 году франко-англо-испанские войска начали прямую интервенцию в Мексику. Когда кратковременная «жандармская» кампания превратилась в войну на истощение, от коалиции откололась вначале Испания, а затем Англия. Французы пытались утверждать в Мехико власть своего ставленника Максимилиана до 1867 года, и это уже было не полицейской операцией. Однако интересно, что весной-летом 1863 года обсуждался вопрос о такого же рода кампании, направленной против США, где центральное правительство в тот момент боролось против Конфедерации южных штатов. В мае — июле того года 40-тысячная французская армия, находившаяся в Мексике, достигла, казалось бы, решающих успехов в борьбе с противниками коронации Максимилиана и вскоре могла «освободиться» для участия в североамериканской смуте. По крайней мере в период наивысших успехов генерала Ли, командовавшего Вирджинской армией южан, полицейская акция англо-французов была вполне возможна. В принципе от ее возможности не отказывались даже после битвы при Геттисберге.
Еще одним примером полицейской кампании были спорадические военные действия против Японии англо-франко-голландских сил в 1863 — 1864 годы, имевшие целью утвердить в Стране восходящего солнца удобный для европейцев режим и открыть ее рынки.
Единству «полицейской коалиции» нанес непоправимый удар кризис 1864 года, связанный с «польским» и «датским» вопросами, после которого скрепленный кровью солдат погибших под Севастополем, но на самом деле весьма прагматичный союз Англии и Франции оказался расколот . После же 1866 года, то есть австро-итало-прусской войны, радикально изменившей расстановку сил в Европе, подобная коалиция вообще оказалась невозможной.
Тем не менее, этот опыт принес свои плоды. Так, полицейские конфликты стали характерны для мира по окончании Первой мировой войны, когда господство Антанты казалось непререкаемым фактом. Англичане и французы «восстанавливали спокойствие» на своих подмандатных территориях Сирии, Ливана, Трансиордании, французы помогали испанцам бороться с Рифской республикой в Марокко, вся Антанта поголовно «отметилась» экспедиционными корпусами на раздираемых гражданской войной территориях бывшей Российской империи.
После развала СССР ситуация повторяется: 90-е годы XX столетия были свидетелями «Бури в пустыне», начало XXI века — «Несгибаемой свободы». Думаю, ближайшие годы добавят примеров полицейских операций, в большей или меньшей степени имеющих международный характер.
Тем интересней изучить первые примеры таких конфликтов.
Если обобщать историю отношения европейских держав с Китаем в XIX столетии, то становится ясно, что в случае технологического превосходства группы каких-либо государств над какой-либо из «отстающих» держав путь полицейских операций становится наиболее перспективным способом установления экономического, а затем и политического контроля над последней. Здесь нет грандиозных битв, нет войны на истощение, нет массовых расправ с партизанами... а результат налицо: Китай, эта огромная, богатая страна с древнейшей историей и культурой, после серии подобных ударов стала похожа на боксера-тяжеловеса, попавшего в состояние «грогги», и на многие десятилетия превратилась в сырьевой придаток развитых держав.
О международных полицейских войнах говорят сейчас, как об особенности современной истории. Однако западный мир готовился к ним издавна и за последние два столетия накопил немалый опыт утверждения своих геополитических интересов в ситуации, когда мир становится однополярным, и любая «отстающая» от стандартов технологического прогресса страна может стать предметом особого, полицейского, внимания.
Не будем об этом забывать!

Николай Иванович Сенченко